В ТИХОМ ОМУТЕ

(синдром хронического отпуска)

Омут был действительно тихий. Здесь не шалили черти и другая нечисть, которую можно окрестить «чёрте кто», не возмущала атмосферу своим присутствием. Всё достаточно обыденно. На кухне потикивают часики с безголовой кукушкой. Так и хочется ей заметить: «Что, башню снесло, подруга?» В коридоре еле различимый скрип половиц, похоже на сквозняк. На улице мороз тоже почти неслышно гуляет по только что натоптанным тропам. Мне тепло и уютно в этом тихом омуте собственного воображения. Хотелось и вас сюда пригласить, но, вот беда, – все не поместимся. Давайте лучше я вам всё опишу: всё, о чём думалось в последние дни. И не говорите, друзья, от бессонницы должно помочь непременно. Улеглись поудобней? Прикрывайте глазки, я начинаю монотонно гундосить у вашего уха.

I.

 «ДОРОЖНАЯ КАРТА» ПО-ДИМЫЧЕВСКИ

С чего начинается отпуск

С чего начинается отпуск? Многие думают, что отпуск начинается с того момента, когда мудрый руководитель подписал приказ на этот самый отпуск, а отдел кадров приобщил его нетленный автограф в огромную пачку типовых бланков. Кое-где, где пытаются уйти от бумажного мусора, всё их отпускное неофитское виртуальное блюдо заварено на жёстком диске компьютера, где вместо подписи руководителя, его добрая воля «расшарить» (от термина «shared» – совместный доступ) заявление на отпуск не только для секретаря, но и для отдела кадров. Но таких директоров, полу компьютерных полубогов, совсем немного. Они испытывают ни с чем несравнимое чувство системного администратора (пусть, ограниченного рамками отдельно взятой функции), чувство обладания властью над электронами, а, следовательно, чуть ли, не отцом ВСЕХ законов физики. Они даже не догадываются о том, что дурашливые настоящие системные администраторы потешаются над руководящими потугами, когда начальник нетвёрдой рукой выбирает режим «доступ» для какого-нибудь приказа на очередного отпускника.  Посредством Remote Admin-а за стаканом пива эти циничные люди подглядывают за действиями своего работодателя и, мало того, норовят «украсть» у последнего курсор – единственную надежду и опору. Что-то мои фантазии совсем завибрировали в области небесных сфер. На самом деле, у меня всё происходило самым, что ни на есть, обычным порядком: заявление – согласование – утверждение – «отделу кадров для информации и занесения в карточку». И всё это на типовых бланках, которые отпечатаны ещё при Горбачёве в Печорской типографии. Но разговор сейчас вовсе не об этом. Разговор об отпуске. Итак, с чего же всё-таки начинается отпуск? Есть люди, которые уверены, что у них должны обязательно спросить, не в Сибирь ли их, часом угораздило податься, и про шубу не преминуть добавить, что-то вроде: «А шубу с собой взяли?» Шутка с шубой, которая непременно должна пригодится в Сибири в разгар лета, воспринимается как не шутка в недрах старушки-Европы. Ну, а для нас с вами, которые изучали географию в разрезе климатических зон в советских (или постсоветских) школах, вопрос так не может встать в принципе. Пусть у нас не такое классическое образование, как, скажем, в Англии, не такое всеобъемлющее, как в США, и мы не знаем, что Санкт-Петербург – это вовсе не Северная Пальмира, украшенная величайшими гениями архитектуры, как наивно полагают многие, а всего лишь захолустный городок на Среднем Западе, где половина населения не слышала про Растрелли, Монферрана и Росси, четверть думает, что это название спагетти, а остальные уверены, что так им и нужно, этим, русским, если развели у себя столько мафиозных кланов с Сицилии. Пусть. Но про то, что в Сибири не всегда так холодно, как бывало во время оно под Москвой, когда там пошаливали сначала хвастливые шляхтичи, потом смазливые дети отца всех революций Робеспьера и герцогини Гильотины (не в традиционном, разумеется, смысле), и затем там же мёрзли уже потомки славного Зигфрида и Карла Великого. Но в Сибирь они не попали. Обошлись обморожениями ещё в Европе. Вероятно, поэтому и повелось с тех пор так думать о Сибири: если в столице холодно, то, что же тогда там, за Уралом, где воют от голода белые медведи, воют на бурых медведей же? А стаям диких, неокультуренных волков ничего не остаётся, как выть на луну, поскольку ничего более съедобного в Сибири не водится. Соврал, водится. Водится храбрый чукотский охотник до «Сибнефти» с типичным для Заполярной тундры именем Роман. Он успешно перекачивает эту самую «Сибнефть» на запад, ходит на охоту, чтобы обеспечить европейских модниц натуральными, а не искусственными, от Бриджит Бардо, мехами. И ещё Роман пуще любого золота и брильянтов любит в настольный футбол играть. На столе у него, то и дело, контракты разные случаются. И не просто случаются – из них польза маленькому клубу из чукотского стойбища Челси получается, однако. Но опять я ушёл от генерального вопроса. С чего всё-таки начинается отпуск? Думаю, здесь такое многообразие вариантов, что не стану отвлекать ваше драгоценное внимание «на этих трудностей». Для меня лично он начался с дурацких поломок компьютерной техники, которые приходилось устранять «на лету», чтобы поспеть к поезду. Поспел. Как тепличный помидор к Новому году.

«Трогай!» - вскричал кондуктор, и поезд, нехорошо скрипнув, нехотя провернул пиарную квадратуру своих колёсных пар в сторону лета. Лета увядающего, но ещё вполне зрелого. А на севере лето уже промчалось, покуролесив невиданным за последние 50 лет длительным изнурительным зноем… Извините, немного не так. Ну, конечно же, «Трогай!» крикнул не кондуктор, нету их в штате пассажирского поезда просто-напросто, кричал машинист лично, но какими-то другими словами. По-моему, вспомнил замечательные пирожки с ядрёной вошью, которые испекала мама его помощника, когда тот запрыгивал в тепловоз уже на ходу. Нет, вы опять всё стремитесь меня уличить в безграмотности. На ходу пирожки не пекут, на ходу их только поминают.

В купе из постоянных попутчиков оказалось двое. Горный инженер из Воркуты и молодая девчушка, тоже из Воркуты. Воркутинцы ехали в Москву. Обитатель четвёртого, нижнего, места постоянно менялся, пока вовсе не растворился в туманной молочной рани Вологодских улиц.

Горный инженер из Воркуты олицетворял собой здорового члена нашего общества, ограниченного рамками отдельно взятого купе поезда «Воркута-Москва». Он пил пиво вёдрами. Не сразу, конечно, а потихоньку в течение дня. С ним мы большей частью и общались. И не только словами. Он оказался в Заполярье после окончания Екатеринбургского, а в то время ещё Свердловского горного института. На севере осел накрепко – никакой монтировкой не сковырнёшь. Только вот дети, у него две девочки-умницы, уехали. Девочками, впрочем, женщин, которым под тридцать, можно назвать довольно условно. Это для постороннего человека, для родителей же и близких девочки останутся девочками и на пенсии. Младшая дочка пошла, было, по стопам отца: училась в Екатеринбурге, но, выйдя замуж, иметь дело с различными способами добычи угля расхотела, подумала словами молодого вождя «мы пойдём другим путём» и стала домохозяйкой. Старшая училась на латинском отделении факультета иностранных языков МГУ. Вторым языком у неё был английский. Это и определило дальнейшую судьбу девушки. После окончания университета она несколько лет работала переводчиком в представительстве одной мексиканской фирмы.  Потом уехала по приглашению столичного университета в Коста-Рике преподавать английский язык жителям Сан-Хосе и окрестностей. Теперь заведующей кафедрой английского языка университета Сан-Хосе работает уроженка Заполярной Воркуты, и у неё в подчинении целых четыре самых настоящих американских доктора языковедения. Что-то не так в США с английским, если дипломированные специалисты преподают в Коста-Рике «рiдну мову» на вторых ролях. А местное население считает эту типичную «девочку с севера» настоящей испанкой, которая долгие годы жила в Англии.

 

Синдром Лас-Вегаса или «дорожная карта»

Вологду проехали ранним утром. Я только успел зевнуть в сторону молочного края и, встрёпанный, как лысоватый воробей, потерявший гнездо, поплёлся в конец коридора для приведения своего клюва в состояние  близкое к щебечущему. Утренний чай в поезде, когда твои попутчики ещё жмурятся в тщетных попытках угнаться за предпоследним сном, это нечто непередаваемое. Ты аккуратно шуршишь конфетными фантиками и обёрткой из-под печенья, чтобы не потревожить лишний раз соседей по купе, и смотришь в окно, где аниматоры от железной дороги неутомимо сменяют тебе декорации. Ага, вот уже и Данилов. Здесь всегда приятно размять косточки. До Ярославля остаётся полтора часа, и пора уже привыкать к тверди городской, а не к раскачивающейся палубе вагона, ставшего тебе больше, чем на сутки, родным домом. Когда-то давно, когда Илья (мой сын) был ещё довольно мал, здесь мы непременно покупали свежайшие блинчики с творогом и варенье из крыжовника для того, чтобы намазывать этим среднерусским джемом ароматные, ещё дымящиеся, блинцы и с удовольствием употреблять получившиеся «рашн круассаны» со свежайшим чаем. Теперь не то. Городские власти Данилова запретили торговлю на вокзале продуктами питания в частном порядке. Я понимаю, что СЭС не могло пройти мимо сего вопиющего факта, когда бабульки предлагают свои нехитрые продовольственные произведения проезжающим отпускникам с севера. Запреты, запреты… Конечно, теперь тоже можно ещё кое-что купить в Данилове на станции. Линейное отделение милиции закрывает глаза. Но всё равно, это уже не тот раскидистый двухрядный рай из рыночных прилавков, занимающих всю платформу по длине. Закрываю глаза и вижу, как… Здесь бойко торгуют варёными раками, свежепожаренным судаком с хрустящей корочкой. Здесь парЯт луковым ароматом золотистые зразы из парной телятины с отварным картофелем на паласе из укропных волокон и с жёлтым масляным озером в середине. Здесь обливаешься слюной при виде малосолых хрустящих огурчиков, солёных груздей или лисичек. Малину, чернику, голубику, смородину, землянику здесь продают, как семечки, стаканами, высыпая в треугольные пакеты, сложенные из газеты «Правда», или, может быть, из «Известий». А вот клубника и виктория продаётся в литровых банках вместе с тарой. А этот знаменитый даниловский лук, не уступающий лучшим крымским сортам, с оттенками от нежно зеленоватого до иссиня-фиолетового на срезе! Он радует глаз обычно из лыковых коробов, пестеров, корзин, корзиночек и вёдер.  Кругом светятся слоновой костью баночки с домашним молочным варенцом и домашней же сметаной, собранной с верхнего яруса молочной крынки, спущенной накануне в ледяное безмолвие погреба… И, наконец, как апофеоз всего вокзального убранства, – знаменитые блинчиками с творогом под крыжовенным вареньем, Перечислять можно было бы долго, но память работает слишком случайным образом, чтобы отследить верную гастрономическую последовательность. Поэтому не стану утомлять ни себя, ни читателя. Просто поверьте мне на слово – раньше в Данилове на железнодорожной станции с домашними продуктами всё было замечательно!

Помню из детства. Данилов – станция пересадки на пути к Солигаличу, моей родине. Потолок и стены вокзального здания в аляповатых картинах местных художников на вечные темы социальных телодвижений в сторону коммунизма. Ленин на потолке полу выглядывает из-за красного знамени, вкрадчиво устремляя народные массы в нужном направлении, иллюстрируя лозунг о своём единении с этими массами. Картины исполнены монументального величия, какового и требует от провинциального художника социалистический реализм. Но, вероятно, фантазии у даниловских сикейросов не слишком много, поэтому одна стена вокзала остаётся аполитичной, где на полотнах бегает разнообразная живность, обитательница местных лесов. Но и у живности этой тоже имеется неподдельный интерес к Ильичу, занявшему почётное место на потолке. Лисы и волки скалят ему свои приветливые зверские улыбки, а кособокий медведь с вожделением всматривается в аппетитный Ленинский затылок. Вот оно единение живой природы, никаких Зелёных звать не нужно. Особый малобюджетный кремлёвский колорит придают залу ожидания помпезная люстра, вырастающая у вождя мирового пролетариата из-за пазухи, (люстра с претензией на чешское стекло) и мозаичность пола, выполненного из обычной метлахской плитки, но своим откровенным орнаментом создающая эротический уют римских терм времён императора Тиберия. Ресторан безвыездно поселён в правом крыле вокзала, если смотреть со стороны платформы. Вечное и неизменное изображение трёх былинных богатырей, которым ноздри щекочут аппетитные флюиды фирменного блюда – солянки сборной мясной и бульона куриного с крылышком и яйцом. Когда мы обедали с родителями в этом ресторане (а это происходило почти каждое лето по два раза), мама брала себе бульон, а мы с отцом солянку. Я больше десяти лет с надеждой ждал, что в бульоне окажется, наконец, куриная нога или, на худой конец, грудка, но так и не дождался. Всё время выпадало крылышко. На месте учёных зоологов я бы обратил внимание на этот уникальный город, город Данилов. А что ещё? Ночь, лето, благоухание цветов, смешанное с запахом креозота и солярки. Пивная бочка в маленьком скверике. Однажды, будучи  благополучно выпущенным, из 9-го класса средней школы, я вкусил от этого запретного плода, потратив 11 копеек. Половины кружки тёмного «мартовского» пива мне хватило, чтобы быть подвергнутым нещадному остракизму, со стороны ближайших родственников, как по материнской, так и по отцовской линиям. Эх, навеяло…

Вот уже отправляемся от Данилова. Не успел я занять место в купе, как туда заглянул какой-то милый молодой человек, не соответствующей внешности. Попытаюсь объяснить, что это такое: возраст молодого человека явно не соответствовал годовым кольцам его собственного живота. По этим кольцам выходило так, что столько не живут, а по физиономии головы – раза в четыре меньше. Так вот, заглянул этот миляга в купе и сразу ко мне с вопросом: «Добрый день, куда едете?» Я не стал прикидываться букой и начал подробно до одури отвечать на его вопрос. Так сказать, давал развёрнутый ответ в стиле партийных диспутов времён Лондонского съезда. Коротенько так, минут на 10-15. Молодой человек принялся киснуть прямо на глазах и попытался ускользнуть, но я не дал ему такой возможности, замолчав и посмотрев на него взглядом  полным всепоглощающей заинтересованности. И в самом деле, интересно, что этот деятель намылил в почтовый ящик моего внимания? Сыграть можно всегда, если кнопка контроля у тебя под большим пальцем правой ноги, и при этом палец размят и не думает дезертировать с поля интеллектуальных сражений, охваченный судорожными схватками. Итак, сижу, жду ответных действий. Парень, зафиксировав мой ясный и доверчивый взгляд, оживился и продолжил свою извечную психологическую игру «Разведи лоха». Он сообщил немного о себе. Из его информации стало понятно, что он тоже человек с севера, то есть почти земеля. Не то нефтяник с подводным уклоном, не то газовик консалтингового дома моделей. Одним словом, свой в доску. Одновременно с его откровениями появилась ещё одна замечательная личность, возникшая в дверях купе. Я и моргнуть не успел, как парочка словоохотливых ребят уже сидела напротив меня на освободившемся в Вологде месте. Через несколько секунд я знал, что это друзья, едут в отпуск с вахты откуда-то из района… э-э-э… рядом с Усинском, от Ухты направо в сторону Архангельска, не доезжая… Зовут этих «карасей» Саша и Андрюша – как мило. Тот, который с перерасходом лимита по годовым кольцам, Искандером его бы окликали на улицах востока, потянулся и сказал: «До Ярославля ещё далеко, больше часа. Скучно так ехать. Давайте в картишки по маленькой сразимся…Сейчас сбегаю к проводнику, может, у него есть…» Я тут же отреагировал: «Классно, а у меня и колода как раз СВОЯ имеется». Последнее известие несколько огорчило ребят, но не настолько, чтобы они бросили, по всей видимости, ранее отработанную, затею с картами. Андрюша потёр ручки, как это обычно делает паучок перед калорийным обедом на паучиное Рождество, и сказал: «В дурачка, что ли, сыграем? На интерес или по рублю за партию?» Я понял, что разведение лоха пошло полным ходом и с удовольствием принял правила игры. «Ну, что вы, ребята, в такую фуфельную игру предлагаете сыграть. Ещё бы «пьяницу» вспомнили».

- Тогда в «козла»? – Предложил полу вопросом необъятный Саша.

-  Нет, только не в «козла». Возможно, в бридж… - делая такое заявление, я пытался выяснить, ведомы ли моим новым знакомцам какие-нибудь другие, более интеллектуальные игры.

- А преферанс. Вас устраивает? – Клюнул на мою нехитрую наживку егоза-Андрюша. – По рублю вист, к примеру…

- Нет, ребята, от преферанса меня мутит. Только бридж. Ну, или, на худой конец, в «храп» могу сыграть, - представляясь знатоком единственной карточной игры, относящейся к спортивным, я практически ничем не рисковал. Поездные «каталы» вряд ли будут утруждать себя изучением сложной математической игры. Где они жертву своих амбиций найдут в таком случае? Ну, может быть, раз в десять лет попадётся им знаток бриджевых комбинаций. Но для этого почти невероятного случая стоит ли поддерживать себя в спортивной форме, не зря же бридж считается спортом, как и шахматы? А, что касаемо до «храпа», то про него весёлые ребята тоже вряд ли знают. Эту игру придумали Полярные лётчики в минуты долгих сидений на точках в ожидании лётной погоды. Большого распространения она не получила.

- Скажете тоже, бридж, - возразило амёбообразное желе по имени Саша, - а что это за «храп» такой? Тоже игра?

- Странно, ребята, что вы, северяне, и такой популярной игры не знаете. Что ж, могу обучить. Всего за 20 баксов. А потом сыграем, минимальная ставка – соточка. Идёт?

С верхней полки воркутинский горный инженер возвестил, потягиваясь: «А чего по сотне? Давайте уже сразу по триста, то есть по 10 долларов по нашему внутривагонному курсу. Я с удовольствием побанкую». Что-то непонятное случилось в рядах «катал». Их планы начали менять свою всепобеждающую стройность. В нашем купе явно наметилось такое, от чего впору было бежать в другой вагон. Карточные шулера смутно догадывались, что нарвались на ещё более крутых «катал» и попытались организовать возможность отхода. Ребята переглянулись, одновременно посмотрели на часы и вспомнили, что им нужно ещё сделать массу неотложных дел, пока в Ярославль не приехали. Действительно, время уходило, и не простое, а их РАБОЧЕЕ время, и перспектив внезапно разбогатеть становилось всё незначительней. Как бы, наоборот, не влететь на кругленькую сумму. Вот и чумовой мужик с верхней полки уже вниз лезет и говорит с ласковым гневом: «Куда же вы, парни? Нет уж, нет уж… Собрались поиграть, так давайте. А, может, в секу или в буру хотите? Тогда я сейчас Мераба позову… Он большой любитель… Только ставки меньше пятисот рублей не приемлет… Это у него с зоны такая привычка…С первой ходки… Да, вы не смущайтесь. Мераб конкретный  в корягу, только карточных шулеров не любит. Один раз «на пику» «каталу» поставил, мы чуть со смеху кони не двинули. Но вам-то нечего бояться, правда? Куда же вы, поросятки?» Кто такой этот Мераб, «каталы» выяснять не стали, на слово поверили, что не последний человек в определённых кругах. Не помню, звучало ли в момент расставания: «Дяденьки, простите засранцев», но всхлипы слышались явственно.

Когда дверь купе захлопнулась за нашими незваными гостями, мы с воркутинцем дружно засмеялись и обменялись демонстрацией большого пальца в положении «ВО!» Через некоторое время поезд начал притормаживать, показался мост через Волгу, и за окнами начали мелькать городские кварталы Ярославля с одной стороны, и промышленная зона с другой. Перрон встретил меня солнечными бликами на стёклах вокзала, и одарил новым столкновением с незадачливыми Сашей и Андрюшей. В этот раз они стремглав неслись в сторону автобусных остановок, за ними следовала процессия из трёх человек. Первым бежал мужчина в спортивной куртке, шортах и тапочках, в которые были всунуты молочно-белые ноги северного оленя, только побритые. Скорее всего, владелец этих ног ехал до Москвы, и его высадку в Ярославле можно отнести к разряду экстраординарных, в связи, так сказать, с вновь открывшимися криминальными обстоятельствами. Следом громыхали подковами два представителя линейного отделения милиции. Судя по скорости сближения объектов, оставаться на свободе Саше и Андрюше оставалось недолго. И чего это их чёрт дёрнул продолжать свои эксперименты, если сама судьба на территории нашего купе указала на бесперспективность сегодняшних притязаний. Мне их не было жалко, и мужика облапошенного тоже не было жалко. Есть такой тип людей, который норовит угодить в любую маломальскую ловушку, которую расставляет жизнь. Мне было жалко бомжа, у которого процессия выбила из рук пакет с собранными бутылками. Пакет изобразил возвышенный звон свадебного хрусталя и оплыл на асфальте перрона в виде издохшей рыбы. Я достал из кошелька две купюры с изображением Красноярской ГЭС и восстановил историческую справедливость. Но не спешите записывать меня в альтруисты. Просто я ехал в отпуск, просто был чудесный летний день, просто меня сегодня познакомили с мифическим Мерабом, просто… Всё было просто. Я сел на маршрутку и умчался в сторону автовокзала. Только меня и видели.

 

 

II.

ДОРОЖНЫЕ ЗАБАВЫ ИЛИ ДВУМ БЕДАМ НЕ БЫВАТЬ, А ОДНОЙ – ТЕМ БОЛЕЕ

Стоп-кадр

Ярославский автовокзал, недавно отремонтированный в стиле последних европейских веяний, несколько лет до этого был закрыт, и его функции выполнял вокзал железнодорожный. Но не тот, который все транзитники знают, как «Ярославль Главный», нет. Помимо него существует ещё весьма милый и домашний «Ярославль Московский». Он расположен немного в глубине от оживлённых улиц, к его фасаду подступает тенистый сквер с вековыми деревьями. С одной стороны длинного одноэтажного здания разместился вокзал железнодорожный, с другой – авто. Сколько раз я сидел здесь в тени деревьев на скамеечке, обычно, в начале лета или в середине осени в ожидании отправлении костромского автобуса, или же в поисках другого автотранспорта, который домчит меня в город моей памяти, делал предложения материального плана пронырливым водителям или их «крыше». В это же раз всё основное действия транзитного свойства переместилось в сторону обновлённого автовокзала. Здесь всё изменилось до неузнаваемости, вплоть до появления пандусов для инвалидных колясок, электронного табло, двух залов ожидания и довольно уютного кафе-бара. Не изменились только представители местечковой, с закавказским акцентом, мафии. Но о них чуть позже. А пока я вспоминаю. Вспоминаю любопытные случаи, которые сопровождали меня в поездках в Кострому и обратно.

 

Шапочное знакомство

Хорошо помню тёмный осенний вечер, когда мы ехали в Ярославль к ночному поезду. Я сидел с отцом впереди, а на заднем сиденье малютка-Илья безмятежно спал у мамы на коленях. Движения на трассе практически никакого, только кусты вдоль по обочинам мелькают. Скорость приличная, за сотню. Я начинал задрёмывать, когда меня разбудили посторонние звуки. Визг тормозов, резкий уход на встречную полосу и возникший на заднем сиденье голос молодого человека. Но ещё до этого, я успел заметить, как перед лобовым стеклом промелькнуло что-то огромное, напоминающее неправдоподобно большое копыто. Оказалось, что прямо перед машиной дорогу вздумало переходить лосиное семейство, хотя знак «Осторожно, дикие животные» должен был появиться только через десяток-другой километров. Но лосей никто в ГАИ не обучал, где им можно ходить, где нельзя, поэтому они и выбрали самый удобный для себя маршрут. Мама с телятами пробежали быстро, а лось-папа замешкался в свете фар и, чуть было, не стал виновником ДТП. Отец сидел бледный и поспешно открывал форточку, чтобы глотнуть свежего воздуха. А сзади мудрый Илья поучал его: «Дедушка, ты неправильно ездишь. Зачем лосика обидел? У него же дети совсем маленькие, почти, как я. Кто бы их кормить потом стал?» Мой отец нервно улыбнулся и ответил: «А кто бы бабушку стал кормить, если б твой лосик не по капоту, а по стеклу попал?» И действительно, выйдя из машины, мы обнаружили приличную вмятину от безразмерного копыта. Лобовое стекло лось тоже, видно, чиркнул, поскольку реденькой паутинкой по нему поползли трещины. Было тихо, ни одной машины, ни в сторону Ярославля, ни в сторону Костромы. Само же лосиное семейство почему-то в лес углубляться не спешило. Четыре любопытные головы высовывались из редкого березняка, как бы спрашивая: «Ну, как у вас дела? Не очень вам навредили? Извините, на ремонт денег дать не можем, на наш отстрел лицензий в этом году не продавали. Вот так и живём на подножном корму, безо всякого государственного вспомоществования». Когда «жигулёнок» отъезжал с места происшествия, Илья прилип к окну и усиленно махал рукой гордому лесному красавцу, а тот в ответ трубил своим лосиным рёвом: «Будешь в наших краях, мальчик, заходи. Я тебя запомнил. Угощу спелой брусникой».

 

Два кусочика колбаски

И ещё один случай врезался в память. Случай, связанный с поездкой по трассе Кострома – Ярославль. Было это в начале конца перестройки. Тогда кругом наплодилось неимоверное количество избушек на гнилых куриных ногах, напоминающих «ножки Буша старшего». Носили эти мало презентабельные сооружения такие, например, гордые названия, как «Кооператив Глория», где самым славным из всего личного состава был пьяный хромой грузчик; «Кооператив Рог Изобилия», где в изобилии водились самодельные сосательные карамели в виде липких колбасок, завёрнутых в макинтош фантика из линялой бумаги, нарядные банки просроченного импортного пива, и милые пузатики контрафактной «пепси-колы», растворяющей желудок в три приёма. Но это всё присказка, а сказка так начиналась. Поздней осенью отец повёз меня в Ярославль к ночному поезду, тогда на дневной билетов невозможно было достать. По сведениям науки поезда ходили полупустые, но, тем не менее, их на железной дороге привыкли называть по-другому. «Не знаете, что ли, что у нас все составы полуполные идут? Какие могут быть билеты в таких стеснённых обстоятельствах?» - говорили рассерженные кассирши и возвращались к своему излюбленному занятию: перемыванию костей «этой фифе Люське», которая вчера охмурила постового Пустопорожнего, проставившись поллитровкой первача, который сама же лично нагнала подпольным способом в стиральной машине «Сибирь». Против монополии чугуннодорожной разве попрёшь, если блатом вовремя не обзавёлся? Вот и едем теперь в ночь-полночь за тридевять земель, чтоб на паровоз приземлиться вовремя. Мне-то что, я постель застелил – и баюшки, а отцу обратно пилить одному. Не слишком-то весело.

До самого Ярославля домчались без приключений. А в город заезжали со стороны московской трассы, поскольку на костромской что-то перерыли, как это принято накануне зимы. Не успели и один квартал проехать, как нас милиция тормознула. Так, мол, и так, не видели ли по дороге серую «девятку» с таким-то номером. Сказали, как есть, что не видели. Через пару сотен метров опять останавливают господа от департамента дорожного с тем же вопросом. И ещё два раза пришлось беседы вести, из которых выяснилось, что в угоне машина, и ГАИ её всем миром в угол загоняет. Ещё через квартал впереди показался кооперативный ларёк, одновременно и «Пирог Изобилия», и «Славная Глория» в одном флаконе. Музыка там играла что-то про милого бухгалтера, который не желал есть колбасу, два «кусочика» так на столе и оставил. Перекрёсток освещён хорошо, чтобы те, кому ЭТО НУЖНО «как из ружья», быстро дорогу к источнику жизни находили. Двое или трое таких нуждающихся мелочь пересчитывали, чтобы приобщиться к гуляющему бухгалтеру не только духовно, но и вполне цивилизованно, то есть банкетно. Стакан, впрочем, у них был свой. В то время, пока я на ларёк смотрел, случилось следующее. Из-за поворота вылетела на огромной скорости серая «девятка», которая неслась прямо на отцовский «жигуль», не думая тормозить и ослепляя нас дальним светом. Отец очень хладнокровно, как мне казалось, ушёл на встречную полосу, вылетел на пустой тротуар и остановил машину. Я потом у него спрашивал, а что было бы, если бы угонщик вздумал снова на свою сторону дороги перестроиться. Отец ответил, что у него было в запасе секунды две, и он бы всё равно успевал уйти от контакта. Спросил-то я потом, а тогда, придя в себя, ощутил липкий страх в районе позвоночника, сердце колотилось, а во рту пересохло. Между тем, лихач попытался вписаться в поворот, но не справился с управлением и со всей дури протаранил куриные ножки обоих ларьков. Жалобно пукнув, полопались где-то внутри электрические лампочки, с грохотом разлетелись ящики с «левой» водкой, а сами героические Талалихины вместе с остатками серого кузова застряли на полпути из служебного выхода «Рога Изобилия». Клиенты ночного пункта общественного тонизирующего питания, которые только минуту назад пересчитывали мелочь, бросили это непродуктивное занятие и приступили к процессу приобщения к мировому эфиру, не сходя с места. Бухгалтер всё ещё продолжал петь акустической комбинацией нежных саратовских голосов, временами срываясь на противный бас. Магнитофон, судя по всему, был не готов к схватке с противником в лобовой атаке. Хозяева обоих кооперативов мешкали недолго. Вооружившись подручными средствами, благо их много нарубило фюзеляжем серого истребителя, принялись обучать угонщиков хорошим манерам. Вскоре к ним присоединились сильно повеселевшие клиенты. А мы поехали дальше, нас ждал поезд, и когда машину остановил очередной патруль ДПС всё с тем же вопросом, отец с гордостью знающего человека отвечал: «Видели, квартала за два отсюда. Можете сразу скорую вызывать, а ещё лучше кого-нибудь из убойного отдела, если сами не поторопитесь».

Когда отец возвращался в Кострому, он обнаружил на месте происшествия двух безмятежно спящих клиентов, которые сжимали в натруженных кулаках свою кровную мелочь. Рядом с ними некий господин в чесучовом костюме оплакивал останки серой «девятки», присевшей на обода, и лишившейся блестящего кузова, а сотрудники ГАИ ударными темпами ликвидировали беспорядок на улице, перетаскивая знаменитую карамель в линялых бумажках в патрульную «буханку». Всё остальное, видно, уже вывезли в «камеру вещественных доказательств», как завещал милиционер Грищенко из «Зелёного фургона». Отец очень беспокоился, что кто-нибудь вспомнит номер машины и остановит его в качестве свидетеля. Но всё обошлось. Свидетелей наезда таранного типа и так хватало. А свидетель расхищения кооперативной собственности никому бы ко двору не пришёлся.

 

Сделано в Костроме

В тот раз я приехал на автовокзал Ярославля совсем уж рано. До ближайшего рейсового междугороднего автобуса оставалось никак не меньше 3-ёх часов. На дворе стояло бархатное «бабье лето». Теплынь невыразимо приятная. Это, знаете, такое же ощущение, как в первый раз в жизни прижать юную особу к своему, ещё избалованному калориями и регулярными физическими упражнениями, крепкому телу юноши осьмнадцати годов. Куртка аэрофлотовской, местами начищенной касторовым маслом кожи, расстёгнута напрочь. Это там,  за тридевять земель, где осталась твоя вотчина, уже начали злобствовать метели. А здесь всего лишь осень. Всего лишь осень, третий раз молодящаяся и примеряющая местами поредевший парик андеграунда. Та самая подружка, которую отпускать невыразимо жалко, но и оставлять подле себя не хватает сил. Одним словом, хожу я по автовокзалу, наслаждаюсь, проверяю окрестные ларьки на предмет наличия присутствия ячменя в закромах Ярославля. Здесь как раз всё в порядке. Ячменём Ярославль богат, бока его покаты пивной покатостью, а желание встретить приезжего, как своего, довольно-таки велико. Иначе, отчего от кассового зала, почуяв запах первой (самой вкусной с утра) крови прилетел монохромный азербайджанский комарик по имени, кажется, Алик?..

 Вы знаете какое-то другое азербайджанское имя на территории России, кроме Алика? Тогда поделитесь со мной… в качестве ликбеза. Наверное, меня всё время обманывают, когда говорят, что существуют и другие имена. Нет, стоп! Что-то припоминаю. Действительно, в далёкие союзные братством народов времена вольных магазинных полок наличествовал в руководстве треста УНГГ («Ухтанефтегазгеология») некий Юсуф Магомедов… Если он не вернулся в родные края после Ельцинской передачи административных вожжей в руки единоутробной дочери с институтским приятелем (больше штуки в одни руки не давать!), то в России на самом деле имеются азербайджанец с именем, отличным от Алика. Но возможны варианты, как сказал бы владелец казино, обшаривая карманы у сорвавшего банк на рулетке посетителя. Во-первых, Юсуф мог и в самом деле вернуться на историческую родину, а во-вторых, и это, пожалуй, самое вероятное, теперь его тоже зовут Аликом. Вы поймите, быть Юсуфом среди сплошных Аликов занятие крайне неприятное и непродуктивное. Из опорных пунктов нашей доблестной милиции не будешь успевать выходить. И, кроме всего прочего, вашими постоянными гостями станет налоговая инспекция с гостинцами в виде штрафных санкций. А ведь ещё же нужно торговать. Согласен, не обязательно на продуктовом рынке, но обязательно торговать. Такая у азербайджанцев Планида на чужбине. У меня есть один знакомый Алик, который служил в Печоре. Ушёл на военную пенсию в должности подполковника. Так, и что вы себе можете подумать – не торгует? Совершенно точно – не торгует, но торговлю держит. Незначительную такую, если быть до конца честным, а вот значительную – «крышей» прикрывает.

Итак, идёт ко мне ярославский Алик в районе автовокзала, чётками молочного нефрита поигрывая, будто наместник самого персидского шаха на российском автотранспорте. Картина, в общем-то, мне не в новинку. Дело перемещения пассажиров из пункта Я в пункт К (Кострома) или же пункт И (Иваново) в Ярославле поставлено на коммерческую основу. Азербайджанские ребята торгуют своим умением найти пассажиров для водителей, промышляющих частным извозом. Недорого торгуют – всего за четверть стоимости поездки. Зато и за рулём не нужно горбатиться и думать, как в конечном пункте в накладе не остаться, то есть попутчиков найти. Весь сияет Алик, будто друга лучшего встретил, спрашивает ласково: «Куда вам ехать нужно?»  Только я собрался с хищной акулищей незарегистрированного капитала сговариваться, как увидел на старенькой «копейке», в которую водитель залезал, номера костромские. Стоп, ребята, неспроста этот водила на автовокзал завернул, видно, пассажиров ищет. Мне бы с ним сподручнее сразу поехать, чем ждать пока все привокзальные Алики найдут пассажиров на автомобиль под «крышей». Хозяин костромской «ласточки», коренастый мужчина лет пятидесяти, видимо, тоже почувствовал через космические каналы мой к себе интерес. Он рванул машину с места и притормозил в сантиметре от моего левого уха. «В Кострому?» - выдохнуло открывающееся окно на месте водителя. Я только и успел кивнуть, как мгновенно был загружен вместе с багажом в мало импозантный интерьер «копейки». Обивка кое-где порвана, ручки на задних дверях поломаны, раззявленные внутренности пепельницы извергают ароматы дешёвых сигарет без фильтра. Зато ремней безопасности полна горница. Даже сзади. Кто знает, на «копейках» ремни на задних сиденьях не предусмотрены. Странно. И ремни-то какие-то необычные, широкие, толстые и упругие, как на гоночных автомобилях. Если честно, я на гоночных автомобилях не езживал, но почему-то так сразу подумал. Водитель «копейки» был очень суетлив, судя по всему, сильно спешил. Алик обалдело смотрел на картину похищения добычи, потихоньку наливаясь гневом, как недозрелый томат из Нахичевани наливается отменной бордовостью перед продажей методом внутри помидорных инъекций, введённых ловкими руками тех же Аликов, только с рынка. Ферментное облако гнева, отделившись от Алика, мгновенно спровоцировало появление до полутора отделений (военный термин) его собратьев. Они нервно галдели, угрожали немедленной расправой с «незарегистрированным частником» (интересно, а где же нужно было регистрироваться, явно же не в ГАИ, или, там, ГИБДД). В ответ на их притязания, водитель открыл дверцу и веско заявил: «С дороги, господа кровососы! У меня движок форсированный, перееду – мало не покажется. И молите своего мусульманского Аллаха, что мне нужно к тёще на обед к половине первого поспеть, а то бы стал я тут с вами разговаривать так коротко!» Для усиления эффекта владелец «копейки» пожонглировал немного гранатой типа РГД, такой же облезлой, как и внутренности салона его верного коня. Мне показалось, что я попал в средневековую Индию. Одной рукой мой водитель рулил, второй показывал дулю в окно спешившейся «авто-крыше», третей переключал передачи, четвёртой…Стоп, что-то я много рук насчитал…

Плотность Аликов на единицу ярославской мостовой резко сократилась. По крайней мере, в районе автовокзала. Машина рявкнула на очень незнакомой ноте из партитуры «Формулы-1», и через мгновение я уже ощутил себя в районе выезда из города. Да-да, в том самом месте, где сейчас стоит гипермаркет «Метро», воздвигнутый по инкубаторскому проекту какого-то европейского умника. Таких однотипных монстров я видел в последнее время три: «Лента» на повороте в Авиагородок в Питере, «Максi» на повороте из Киева в Борисполь, и, наконец, «Метро» – на выезде из Ярославля в Кострому. Рот мой не успел закрыться от всего увиденного, испугаться я также не успел.

Сосредоточенный водитель сухо заметил: «Вы бы пристегнулись. Мы быстро поедем – тёще обещал к обеду успеть». Я уже понял, что под неказистым капотом «копейка» скрывает нечто такое, чего снаружи не увидеть, но сомнения по поводу классовой принадлежности водителя у меня ещё оставались. Он, вероятно, заметив периферийным зрением моё недоумение, бросил гранату в бардачок со словами: «Не переживайте, это «пшёнка». Друзья из училища подарили (имеется в виду КВВУПХЗ - Костромское высшее военное училище противохимической защиты). Взял на всякий пожарный… Вот, и пригодилось… И ещё, тут такое дело: в Ярославль с утра уехал по делам, тёще обещал к обеду вернуться. Я ещё ни разу её не заставлял ждать. Тут дело чести. Так что поедем быстро. Я вас возле универмага, сразу за мостом выброшу (универмаг «Кострома»)… хотя, если быстро поедем, то, может, и успею. Вам куда нужно?»  Не успел я пристегнуть супер ремни, которые прижали меня к сиденью не жёсткой, но настойчивой силой, как мы выехали на трассу. Дальше начались чудеса. Только теперь я заметил, что и приборная панель в автомобиле совсем не похожа на «копеечную». Что-то из области высоких технологий. Стрелка на спидометре заезжала за 230 км/час, приводя меня в трепет. В ещё больший трепет приводили мелькающие за окном картинки караванов из фур, которые обходились на таких жутких «мизерах» по отношению к встречным машинам, что вид у меня сделался весьма кислым. Мастер, сидящий за рулём, нимало не рисуясь, пояснил просто: «Вы не очень волнуйтесь. Я неоднократный призёр первенств СССР и России по авторалли. Мне такая езда, как прогулка. И «мустанг» мой тоже не из простых. Движок гоночный, ну, и всё остальное… Кроме кузова, разумеется… Другого просто у наших механиков под рукой не оказалось, когда они мне на юбилей первой гонки подарок готовили… Да, так даже лучше. В случай чего, не жалко, если, к примеру, кто-то случайно «поцелует». Мне действительно стало спокойней, я доверился  своему водителю и попытался получить удовольствие от создавшейся ситуации, насколько это возможно. Я уже совсем, было, начал приходить в эйфорию от вида, как наша неказистая «лайба» делает импортных красавцев, в числе которых оказался и один спортивный «ягуар». «Ягуар» попытался взять реванш, офонарев на все свои стильные «габаритки» от отчаянной наглости «копейки», но, попав в первую же колдобину, был вынесен на обочину и с позором закончил соревнование. Всё шло просто-таки замечательно, но тут водитель чертыхнулся: «Тьфу, заправиться забыл. Теперь время потеряем». Потом он взглянул на часы и заметил: «Идём впереди графика, я успеваю. Можно и заправиться. Сейчас буду Малые Соли. Заскочим?» Он вроде вопрос задавал, в котором уже содержался конкретный и вполне категоричный ответ. А я что… мне оставалось только созерцать. Если ты столкнулся с настоящим мастером, стоит ли портить его гениальное исполнение своими дурацкими возражениями? Вот-вот, я тоже не стал изображать из себя … ну, не знаю, кого… В общем, не стал, и мы через полторы минуты с четвертью уже лихо тормозили возле колонки с АИ-95… А вы думали, что эксклюзивные «копейки» ездят на «семьдесят шестом»? Ваша наивность меня просто умиляет.

И вот тут-то и приключилась незадача. На заправочной станции была всего одна колонка с высокооктановым бензином. Как раз возле неё располагалась распоследняя модель «вольвы» с московскими номерами.  Машина уже заправлена, о чём свидетельствовал шланг, который милый детина с тупорылым затылком (пусть филологи попытаются понять, что было первичным, затылок или рыло!) прилаживал в соответствующее гнездо колонки. Мой мастер притормозил и лихо встал за «вольвой», чуть не касаясь её задних номеров своими передними. Шведская красавица не возражала, ей никто сроду не показывал такой прыти. Она буквально дрожала от страсти к неказистому «жигулёнку». Хозяин же «вольвы», напротив, не испытывал ничего, кроме своей вселенской пуповидности, выражающейся в полном небрежении к нашему автомобилю. Он, не спеша, рассупонил свою машину. Разложил на бетоне стоянки все имеющиеся внутри её вещи в преизрядном количестве, не забыв извлечь и капризную дамочку на «козлиных копытцах» от самого Luigi Ferrari. Одним словом, парень решил произвести инвентаризацию, не съезжая с места. Мой мастер вышел из машины и предложил тому отъехать, чтобы владелец «вольвы» не мешал нам заправиться. В ответ на это хозяин московской «коломбины» пришёл в ярость. Он заявил: «А катись ты, где 76-ой подают, быдло! Что хочу, то и делаю. Понял, ты, дебил?» Для убедительности паренёк, размером, с малогабаритный штамповочный пресс для сейфов «шкаф огнеупорный, артикул 45712», почесал своей «мадаме» между рёбер монтировкой и отвратительно хихикнул. Спутница «шведского» водителя кокетливо взвизгнула на первой похотливой октаве, а платиновая цепура с лёгким налётом бриллиантовой пыли между татуированными изображениями Гайдара и Ельцина принялась на груди парня пизаниться дорогущим крестом, наподобие башни, подскочила дыбом и всем своим аристократичным видом давала знать неразумному автогонщику, что он есть такое в современном мире. Мой автогонщик побелел от взаимности и процедил сквозь зубы: «Учить некому этих подонков… Ну, ничего, я сделаю его! Сделаю, как бобика! Этого козла!» Мне стало странно, разве возможно из козла сделать ещё какое-то животное… с милой кличкой Бобик? Интересно было бы посмотреть. На что я рассчитывал? Скорее всего, на использование арсенала из бардачка в «копейке». Он уже однажды помог в Ярославле, интересно, поможет ли здесь? Но гонщик сделал совершенно не то, чего я от него ожидал. Он впрыгнул в кресло водителя, как обычно Юл Бриннер вскакивал в седло в «Великолепной семёрке». Помните, надеюсь? Затем «жигулёнок» произвёл стремительный манёвр, позволивший заправочному шлангу дотянуться до бензобака, несмотря на широкие бёдра шведской автомодели. Поясню, автомобили теперь стояли друг к другу филейно-багажными частями. Мой водитель произвёл заправку так же стремительно, как и поставил машину под шланг. Минимум движений, максимальная экономия времени. Мельком взгляд на часы и констатация: «Успеваем…» В дальнейшем гонщик не дал повода усомниться в своём классе водителя от бога. Он практически больше не развлекал меня разговорами, только однажды выдохнув наболевшее: «Эх, если бы я не спешил… Мало бы не показалось… Ничего, он ещё проклянёт тот день, когда собрался в Кострому. Будет ему «зелёная улица» по самую высшую точку «бабетты» его мадам…». На самом въезде в город водитель выбежал на пункте ДПС. Сам, его не останавливали, и о чём-то мило покурлыкал с людьми в форме. Сделал он то же самое и на втором посту, возле моста через Волгу. Милиция козыряла моему водителю, едва он открывал дверцу. Вероятно, его знали в городе, и знали хорошо, и любили. Так любят либо футболистов с мировым именем в больших городах, либо представителей не очень популярных видов спорта, добившихся высоких результатов, в городах небольших. Даже лентяи светофоры услужливо распахивали навстречу скромной «копейке» изумрудную зелень восторженных глаз, как будто знали – мастер едет! Уже на пути к Давыдовскому микрорайону, где живут мои родители, маэстро просветлел лицом и сообщил: «Всё, теперь козёл попрыгает Бобиком. И к тёще на обед успеваю, ещё семь минут осталось. Приехали, всего доброго». Взял с меня маэстро символическую плату, как если бы я ехал на рейсовом автобусе «Ярославль – Кострома». Никогда так быстро я не добирался. 100 километров (из них 25 в городских условиях) мы промчались быстрее 40 минут. И это с учётом заправочных мероприятий и двух бесед с милицией.

Мой «мастер» сдержал слово. А если быть точнее, то даже не так, - он сдержал все свои обещания. Он успел отвезти меня прямо к дому родителей, не опоздав к обеду, тёща для маэстро – превыше всего, и, что тоже немаловажно, – он открыл «зелёную улицу» «вольве» с московскими номерами по всей области. Я сам потом, спустя два дня, видел, как ТОТ САМЫЙ автописк шведской промышленности транспортировался на штрафную стоянку, погруженным на платформу с мигалками – для Костромы дело небывалое. Здесь на столичный выпендрёж с выкупом у расторопных ставленников человека в рабочей кепке мэра пойти не могли – население не имеет лишних средств, чтобы своё за деньги у наигравшихся чиновников забрать. Своё же за свои же деньги… Здорово научились в столицах рубли из воздуха ковать. Что-то вроде налога на пользование контрафактными стоянками. Особенно, если учесть, что любую легальную стоянку можно обратить в «стоянку в неустановленном законом месте» очень даже запросто. С утра для приманки дать съехаться четырёхколёсным друзьям человека… в кепке, а потом неожиданно, без предупреждения, как это делают ниндзя из отряда «крадущихся» поры японского средневековья, поменять знаки. Улов будет богатый, смею вас уверить. Но вернёмся к нашим баранам, а точнее одному из представителей этого славного блеющего семейства баранов прямоходящих. Хозяин «вольвы» в образе Бобика, с лоском, спущенным, как пояс с чулками у нерадивого школьника 50-ых годов, который тайно уселся под окном учительской справлять свою самую великую нужду, незаметно плёлся следом и нудил что-то в свисток сержанту ДПС, находя в нём, этом пластиковом сыне прогресса, благодарного слушателя, как некто Филипп находит верного друга в отключенном микрофоне. От самомнения новорусского парня мало что осталось, за исключением, разве что, «дубовой» цепи с необъятной шеи и тёмно-зелёного «джорджика», которого с отвращением сматывал в бумажный валик невеликий милицейский чин, словно не подозревая, что этим ключиком можно открыть ворота в стильное казино «Лимпопо», пусть всего на вечер… Сержант только накануне был переведён из забытой богом и губернатором Чухломы, он никогда ещё не видел «этаких фантиков», никто ему и не предлагал… Вот так всё и было. Ничего не придумал. Безо всякой генетики и волшебства козёл превратился в Бобика. Сделано в Костроме!

 

III.

СТРАСТИ ПО ИНФОРМАЦИОННЫМ ТЕХНОЛОГИЯМ ИЛИ РОДИТЕЛИ ВСМЯТКУ

Страсти-мордасти

Костромской государственный технологический университет, раньше – просто «техноложка» имеет в своём активе 7 тысяч студентов на 7-ми же факультетах, не считая вечерников и заочников, четыре учебных корпуса и небольшой стадиончик. Именно в эту обитель мы и направили своё чадо, памятуя о том, что две бабушки и один дедушка не дадут молодому человеку уйти в загул или, скажем, предаться сладостному любовному томлению вместо учёбы. Поступление было сопряжено с известными трудностями, знакомыми многим родителям, но оно состоялось.

Илья повёл меня смотреть главный корпус технологического университета на следующий день после приезда. Именно в нём начались первые трудности при поступлении. В приёмной комиссии сморщились, когда увидели, что молодой человек приехал откуда-то из северной Тмутаракани, и стали придираться к мелочам. То некрасиво медицинская справка оформлена (на печати не отчётливо видно название поликлиники), то прививки как-то неправильно сделаны (срок между ними не выдержан). Но это препятствие удалось преодолеть быстро. Главное было впереди. Сначала предполагаемое собеседование по информатике, которое неожиданно превратилось в обширное тестирование с вопросами по ассемблеру, достойными попасть в экзаменационные билеты на 3-ем курсе. Следом ЕГЭ-шные экзамены по математике, физике и русскому языку. Система единых государственных экзаменов – это что-то особенное. Много прежде про неё слышал и раньше, но тут столкновение было лобовое. Я, пытаясь вникнуть в споры учёных мужей о реформе образования, всегда удивлялся неоднозначности, когда вопрос касался сложности заданий по математике и физике. Одни оппоненты говорили о чрезвычайной лёгкости заданий, другие, наоборот, утверждали, будто встречаются такие задачи, которые не под силу иным преподавателям высшей школы. Поначалу сия загадка меня сильно поражала, пока я, наконец, не понял, в чём здесь дело. Оказалось всё почти также просто, как песня кубинской революции, и только чуточку сложнее конструктива дверной ручки. Существовала «первая волна» заданий, которые предлагались на выпускных экзаменах в школе, а наряду с ней и «вторая волна», предлагаемая на вступительных экзаменах в ВУЗы. Какая между ними разница? Не знаю, как раньше, а в этом году – значительная. Я, вообще говоря, не дилетант в математике, поэтому сразу же обратил внимание именно на этот предмет. Разница между «волнами» такая значительная, что без употребления непечатных символов просто не обойтись. Крутые московские ВУЗы, которые долго сопротивлялись министерству высшего образования в легитимности ЕГЭ, запросили, чтобы там подняли уровень сложности. Подняли крепко. Хорошо в столице. Те ВУЗы, которые вели у себя приём по результатам ЕГЭ на «первую волну» даже и не смотрели. А в провинции получился несмешной кавардак. Школьные оценки по ЕГЭ котировались и в КГТУ. И сразу возникали неравные условия между теми, кто сдавал ЕГЭ в школе, и теми, у кого на выпускных экзаменах пользовались старой схемой. При поступлении одни получили свои баллы по упрощённым экзаменам «первой волны», а другие пытались преодолеть «вторую волну», в очередной раз, за лето испытывая стрессовую ситуацию. И как вы думаете, кто прошёл на бюджетную форму обучения? Но всё, хватит об этом. Главное – всё закончилось вполне пристойно, а Илья приобрёл богатый опыт по выживаемости и невысовываемости. Теперь он студент первого курса факультета автоматики и системных технологий и последние летние деньки просаживает в режиме «гуляй, Волга». Вот и меня с собой взял.

А главный корпус смотрится впечатляюще для провинции. Особенно внутри. Лестницы широкие и отделаны каким-то фигурным чугунным литьём, как и в здании городского дворянского собрания. Лепнина, высокие потолки, двери в два человеческих роста, как и подобает храму науки. Одним словом, что-то из жизни зажиточных купцов и пока не разорившихся дворян.

На обратном пути из центра прошлись по спортивным магазинам, чтобы купить отпрыску достойные кроссовки. Но на его 46-ой размер ничего приличного, как назло, не попадалось. Все самые большие пары перемерили, не подходит, и всё тут. Напоследок заехали в мебельный салон, где по каталогу заказали диван для Ильи, на котором он бы смог разместить каждый из 188 сантиметров своей длины даже с утренним ленивым потягиванием. Пока рассматривали каталог и заполняли карточку заказа, уютно раскинулись на кожаном итальянском чуде в стиле 20-ых годов прошлого века. Ценник немного отпугивал, но менеджер объяснил, что для дорогих покупателей им этого своего дивана не жалко. И ещё им не жалко шикарного ковра, который мы топтали отнюдь не балетной обувью. Сидите, сколько влезет, гости дорогие... только сандаликами своими старайтесь-ка не очень елозить. И всё это с милой улыбкой, которую, вероятно, отклеили где-то в Европе и привезли в Кострому на испытания. Глядя на ковёр, мне хотелось остаться в одних носках, но сын отсоветовал, рассказав такой анекдот. Зашёл молодой человек в гости к девушке, с родителями знакомиться. Его спрашивают:

- Вам тапочки нужно?

- Нет, спасибо, у меня носки без дырок.

Вы неверно истолковали моё признание. Не было у меня на ногах дырявых носков. У меня вообще никаких носков не было там, где им быть полагалось. Комплекс северянина, что поделать. Пусть ноги подышат, когда это возможно. Тогда я ещё не знал, что сандалии на босу ногу ещё сыграют роль чеховского ружья. Но об этом в другом акте безумной пьесы под названием «Жизнь».

 Вечером Илья кратко охарактеризовал нашу с ним поездку следующим образом: «Сегодня кроссовки за 170 баксов примерял. На диване за 100 «штук» посидел, на автобусе за 4 рубля три раза прокатился. Ну, чем не праздник?» А на следующий день, или, может, через день-другой, был уже настоящий праздник – 60 лет Костромской области, который отмечался с помпой. Ярмарочная торговля, разноцветные шары, торжественная музыка в стиле «ревущих 70-ых», лотерея Аллегри с никчёмными выигрышами. И даже собравшийся, откуда ни возьмись, дождь пролился как-то празднично и неактуально на маршировавший по стадиону военный оркестр, как бы извиняясь за свою неуместность. А вечером по телевидению показали сюжет о радостном событии – регистрации имени нового гражданина области. В день юбилея решила одна семья официально зафиксировать имя новорожденному сыну. Две недели человек без нормальной. Человеческой идентификации терпел. Родители думали, будет, как это нынче модно, в подарок мэрия ключи от квартиры жаловать и прославлять родителей за то, что не дают оскудеть земле русской хомо сапиенсами, как теперь в Европах происходит, если под дату подгадать. А вместо квартиры выпускники детского сада №6 полтора часа развлекали счастливую семью пеньем и плясками. Вновь окрещённый младенец посапывал под эту дикую вакханалию, как ни в чём, ни бывало. Чего не скажешь об обманутых в своих ожиданиях родителях, которым не пришлось даже особо-то и порадоваться задорному детскому хоровому пению, поскольку периодически приходилось менять намокшие памперсы своему неугомонному малышу.

И снова меня тянет в недавнее прошлое. В один момент, когда борьба за бюджетную поступляемость шла полным ходом, жене пришла в голову одна интересная мысль. А не податься ли потом по результатам экзаменов, в университет имени Некрасова, второй в Костроме. Там как раз в этом году начали обучение на новой специальности – системный администратор. Когда я приехал, ещё не поздно было решить вопрос с этим переводом. С отделения коммерческого на бюджетное. Но когда мне нарочный из мужского туалета главного корпуса КГТУ доставил донесение о том, ЧТО там терпят стены, охота примерить на сына мантию системного администратора от университета имени А.Н.Некрасова окончательно отпала. Сквозь свежую побелку в мужском заведении, отчётливо проступали клинописные изречения весьма вольного содержания в демократическом духе, разумеется. Самое безобидное из них: «Ума нет – иди в пед!» Поясняю для тех, кто не живёт в Костроме. Нынешний университет имени А.Н.Некрасова в советские славные времена числился затрапезным провинциальным педагогическим институтом. Вероятно, в силу сложившихся традиций,  проходной балл на сисадмина и был в этом году весьма не велик. По результатам трёх экзаменов по системе ЕГЭ Илья перевыполнил ценз поступления, аж, на 45 баллов. Выходит так, что субъект, изобразивший надпись, проступающую даже сквозь три слоя извёстки, знал, что говорил – требования в «некрасовке» оказались несоизмеримо более низкими, чем в «техноложке». Спасибо ему, этому анонимному автору, от меня лично и всего дружного коллектива нашей семьи. Я решил, что лучше заплатить за традиционно сильное преподавание, чем хвататься за бесплатное, которое только первый год будет испытывать свои возможности.

И ещё, куда мог и вполне не возражал поступить Илья, это тот же самый университет имени великого крестьянского поэта, факультет иностранных языков. Здесь бы вообще не было проблем. На специальность «переводчик-референт» с основным языком французским конкурса не было, как такового. Всё объясняется просто. В Костроме и области преподают французский крайне редко. В основе лежит экономика. Область сотрудничает в основном с немецкими и австрийскими фирмами, является побратимом земли Северный Рейн-Вестфалия. Следовательно, что? Именно самым востребованным иностранным языком в области является немецкий. Следом, немного уступая, идёт язык турецкий. Здесь уже не интересы лёгкой, лесоперерабатывающей промышленности, моторостроения. Тут дела покруче – изготовление украшений из золота и серебра.

 

Беспокойная ночь или 3-ий сон Веры Павловны, пересказанный Дмитрием Александровичем

Ночь на 1 сентября прошла для меня в каком-то странном волнении. Никогда такого за собой не замечал, ни в один из двух своих личных ВУЗовских первых дней, а, точнее сказать, канунов. А тут вдруг, пожальте бриться, – роковею фигурным восторженным изыском, как барышня малохольная. Только под самое утро я задремал и увидел сон. Сон был такой. Будто бы прогуливаюсь я возле главного корпуса КГТУ, куда мы с Ильёй недавно ездили, на Волгу любуюсь в лучах предрассветнозакатного солнца. Не ясно, впрочем, в какой стороне запад, в какой – восток, оттого и путаница. По водной глади скользят полноватые в бёдрах фигуристки без партнёров но с коньками, две или три яхты и один катамаран на буксире с паровой тягой, под флагом Либерии, и с грузом цитрусовых на борту. И ведь не просто так я тут гуляю, а с определённой целью. Только вот с какой? Навстречу мне женщина с коляской движется и спрашивает, как-то странно растягивая слова: «Выыы тоооже ребёнка ждёте?» «Нет, - отвечаю, я всегда такой толстый». И сразу всё срослось. Мгновенно! Вот оно просветление! Точно, я сына здесь жду. Он у меня на лекции. Вторым, ещё пока не занятым сном, полушарием головного мозга понимаю, что эта встреча из анекдота, который накануне прочитал, материализовалась. Понимать понимаю, что сплю, но понимаю также – реальности нынче нет. Лимит на неё кончился внезапно в одночасье. Ну, что ж, коли, всё ясно стало, и про сына, и про анекдот, можно, стало быть, в магазин зайти. Как раз его на моём пути, будто специально, из декоративного кирпича воздвигли. Зашёл вовнутрь. Продавцов не видать. Один только покупатель у прилавка трётся. Молодой парень, лет двадцати. А за ним на поводке кошка Баскервиллей.  Точно-точно, такая же мясистая, рослая, фосфорицирующая. А глаза у неё, что твои блюдца, только зелёные и игривые. Посмотрело это создание на меня, фыркнуло и подмигнуло глубокой зеленью, сказало при этом не то «му-р-рр, ми-а-а-у», не то «чур меня». Я обиделся слегка и перестал на кошку внимания обращать. Не хватало ещё с животными отношения выяснять, когда такой удивительный ночур за бортом (ах, опять эта игра в стороны света без компаса). Скорей же на волю, там воздух, там свобода! Там… Кстати, где мой фотоаппарат многомиллионопиксельный с шагающим штативом? Ну, вот же он. За прилавок завалился. Так, теперь – скорее на улицу и попробовать снять редкий экземпляр кошки в заходящих лучах восхода. Вышел из магазина, парень со своим зеленоглазым чудищем следом за мной поспешил, будто чуял, чертяка, что не успеет. Не успеет куда? Ах, да, за мной не успеет. Вот оно где зерно навозное завалялось. Или даже не так – жеймо зерчужное намылялось. Впрочем, уже совсем и не важно. Не сговариваясь, пошли рядом. Чувствую, молодой человек познакомиться хочет. Что ж, препятствовать не стану, тем более что и Баскервилльского монстра запечатлеть хочется. Подумал так и вполоборота к парню повернулся, ну-ну, слушаю вас, дескать.  Паренёк сразу оживился, улыбкой закат озарил на самом восходе, даже глазам больно стало, кошке по мордасам, хрр-р-ясь, врезал и вежливо так навытяжку в мою сторону:

- Разрешите представиться? Меня зовут Витольд, а вас?

- Меня Димыч… Для тебя, юноша, вообще-то, Дмитрий Александрович.

- А я курю… - Протянул парень после лёгкого остекленения совершенно неуместную фразу. Фигуристки на Волге от этакой самодеятельности в воду попадали, стали в самое слабое звено играть на выживание. Мы с парнем переглянулись, но виду, что переживаем за Киселёву, не подали. Сама выкрутиться. Ей что на коньках, что с микрофоном – всё едино. Девка крепкая, матёрая. Совсем как велосипед гоночный. Титановая, в общем. Помолчали. Парень собрался с мыслями и спросил:

- А вы консультант? Как Воланд?

- Нет-нет…У меня просто сын здесь учится. Вот и жду, когда лекция закончится.

- А-а-а... – Протянул понятливый паренёк. Снова помолчали, степенно прогуливаясь вдоль парапета. За парапетом Киселёва выживала лучше всех. Она уже на катамаране верхом сидела и багром всех от себя отталкивала. Не ошибся я в ней – удивительно красивая и последовательная особа, как мачете на сафре. Кубинцы бы меня поняли. Я тряхнул головой, чтобы отогнать бородатые видения коменданте Фиделя и спросил Витольда:

- Хочу вот твою кошку сфотографировать. Она такая необычная. Можно?

- Конечно можно, только сперва заглушки на клюзы оденьте, чтобы не так противно было. – Ответил мой собеседник и далее озвучил свои, одолевающие его юную душу мысли. –  А я бы не рискнул поступать в ВУЗ. Экзамены, нервы и всё такое… Лучше как-нибудь так… самочинно… и впрок…

Дальше наш разговор принял какой-то совсем уж фантасмагорический характер. Парень спросил:

- Я вот теперь думаю, что мне делать: сразу Нобелевскую премию получить или обождать с недельку… Как думаете, Дмитрий Александрович?

- С Нобелевками нынче проблемно, уже все распределили… - Начал, было, я отвечать, но тут кошка с глазами блюдцами изумрудного оттенка мявкунла противным боцманским мявом… Дальше из кустов послышался голос Ильи: «Па-а-а…пппа! Давай вставать! Опоздаем!»

Просто страсти

Не опоздали. Поспели вовремя, хотя ехать за Волгу пришлось ко 2-му корпусу, где уже собрались первокурсники со всех факультетов. После торжественного митинга молодое пополнение повели знакомиться с учебным корпусом, а нам с  супругой ничего не оставалось, как поспешить домой. А со 2-го сентября начались учебные будни. Теперь хотелось бы конспективно врезать по предметам на факультете и преподаванию.

 В университете применяют современный подход к размеру учебных групп. Раньше это было больше присуще для гуманитариев, теперь и до технарей дошло. У Ильи в группе учится всего 18 человек (все коммерческие), у бюджетников тоже 18 студиозов на специальности «информационные технологии». И, кроме того, они всегда на практических занятиях делятся на подгруппы по 9 человек. Практики сдвоенные, по четыре академических часа. Таким образом, над таким незначительным количеством парней (единственная девчонка в другой группе) преподаватель может вдоволь поизмываться.

Историю техники преподаёт доцент Левин, который считает, что 30 секунд для подготовки к ответу на экзаменационный вопрос – очень много. Ещё бы, «8 лет за спиной КВНа», как он сам и говорит.

Что меня порадовало, так это то, что здесь учат аналитическую геометрию по Привалову и Цубербиллеру. Классика есть классика. Не зря эти учебники не по одному десятку изданий выдержали.

Проблема у Ильи появились только с высшей математикой (практикой). Лекции читает чУдная женщина. Всё понятно и кудряво. Лектор поначалу и практику вела, но в феврале у неё защита докторской, и она отдала группу информационщиков молодой аспирантке. Зверства начались неожиданно. Новая тема изучается так: всех по очереди к доске и расстановка двоек за то, что не понимают, как из лекционных материалов начать самостоятельно применять на практике математический аппарат. На самом деле это возможно, но нужно иметь определённый склад ума, чтобы идти на шаг-другой впереди преподавателя. Насладившись кровью малолеток, аспирантка начинает работать с аудиторией. Причём говорит, что будет внимательно следить за работой на занятиях, и тут же об этом благополучно забывает. Она даже не смотрит, кто первый получил промежуточный или окончательный результат, чтобы выполнить своё же обещание о поощрении. Пары на математике, как я уже упоминал, сдвоенные. В конце занятий в обязательном порядке самостоятельная работа. Три задания на 15 минут. Решил все три –

получи «хорошо», два – «тройку», и далее... сами понимаете, что... Всё бы ничего, но потом выяснилось, что бюджетникам дают 20 минут на 2 задачи и система оценок несколько другая (5 и 4), Тройка только за половину задания. И, ладно бы, сложность другая была, а то одни и те же задания группы выполняют.

Когда же куратор поставил вопрос ребром, преподавательница математики ответила довольно прямо. Дескать, раз на бюджет не прошли ребятки, значит глупые, и, стало быть, нужно больше заниматься. Иезуитство, да, и только. И так ребятам на вступлении насовали по самые гланды ЕГЭшек «второй волны», а теперь ещё отдельные личности пытаются насадить своё (отнюдь не идеальное) видение учебного процесса. Но это касается только одной замечательной аспирантки. После защиты лекторша снова заберёт коммерческую группу. А с другой стороны, пусть будет так. Нужно ко всякому уметь приспособится. На этой неделе должны были в деканат идти, правды искать. Раньше не шли, поскольку ждали, пока староста выздоровеет. Он приболел немного, хоть и здоров (ростом) необычайно, 201 см. Опять Илья вторым по стремлению в небеса физическим образом оказался, как и в классе.

Узнал я о результатах «похода за правдой» совсем недавно, когда в Кострому звонил. «Ну, что-нибудь изменилось? Лучше стало?» - спросил я сына. «Стало лучше, теперь всех математичка дерёт одинаково: и коммерческих, и бюджетников. По полной, в общем», - засмеялся сын. Чужое несчастье всегда в радость, если у тебя аналогичное.

В остальном же – всё путём. Химия, которую Илья ненавидел в школе, оказалась весьма хороша. Жаль, она всего один семестр будет. Потом следом материаловедение (2 семестра). Ещё есть информатика и информационные технологии отдельными курсами. По информационным технологиям их должны знакомить с «Белой книгой информационных технологий» (издаётся 2 раза в год по мере появления чего-то нового в мире). Вместо истории КПСС появилось 3 новых предмета со словом «история» в названии. История мировой культуры, история России и история техники. По истории мировой культуры уже сделали (вдвоём с сыном в Интернет-клубе сидели по этому поводу) доклад на тему «Теория ноосферы Вернадского». Получили за выступление (сына, разумеется) в журнале некий «треугольничек» с перекрещенным квадратом (чтобы никто не понял – так преподаватель сказал). Надеюсь, что это больше, чем пустой квадрат с крестом вместо треугольника.

В процессе отпуска узнавал я от сына некоторые подробности всемирной и отечественной истории, про которые раньше не знал. Не преподавали нам такого в школе. Например, про волшебную страну древних славян Куябию. В другой транскрипции – Куявию. А третью транскрипцию с применением в начале слова главного алгебраического символа я изобразить здесь даже не решаюсь. Попробуйте сами себе представить ЭТО затейливое название. Даже лектор проговаривал ЭТУ самую правильную транскрипцию трагическим шёпотом, потом долго откашливался, нервно подмигивая на оба глаза и пил воду непосредственно из графина, стакан разбился на полпути ко рту. Однако долго мучаться лектору не пришлось, поскольку он подгадал произнесение рокового слова поближе к перерыву, дабы избежать неосторожных вопросов и наглых насмешек со стороны аудитории.

Почему я не пишу открытым текстом название славянской страны, ведь это же не вслух при лицах королевской крови? Объясняю. Здесь – как в стриптизе. В небольшом фрагменте одежды всегда больше эротичности, чем в полной обнажёнке. Так и тут.

Учёба у Ильи идёт тяжеловатенько, но не только у него. Просто пока привыкает к новому регламенту. И, несмотря на это, он не потерял бодрость духа и оптимизм, о чём свидетельствует недавний звонок из Костромы, когда я уже вернулся в Печору. Жена сняла трубку и услышала очень сердитый административный мотив с незнакомыми интонациями:

- Здравствуйте, это школа-интернат для слаборазвитых детей малых народов Севера?

- Что-что? – не разобрала жена.

- А из взрослых кто-нибудь есть? Пригласите, пожалуйста! – Пробасил Илья строгим голосом. – Я выпускник и желаю сатисфакции.

Пришлось оплатить две минуты непродуктивного междугороднего смеха, но шутка того стоила.

IV.

БДЕНЬЕ В НОЧНОМ ИЛИ ПЛОТНИЦКАЯ ИСТОРИЯ

(ненаучная быль)

Теперь вернёмся к моему непосредственному появлению в квартире родителей. Не стану останавливаться на меню торжественной встречи «блудного папаши», который следил за поступательным движением Ильи в ВУЗ дистанционно. Это каждый себе сможет запросто навоображать. Отмечу только, что форель горячего копчения, взятая на Приволжском рынке Костромы, превзошла все мои ожидания. Именно в процессе встречи и зародились основы той истории, которой хочу с вами поделиться. Мой отец сейчас работает в охранной фирме, которая взяла на себя обязательство поддерживать порядок в областной больнице. Сутки через трое. График удобный, особенно в дачный период. Но тут накладочка вышла – дежурство в больнице совпало с дежурством в гаражном кооперативе. В таких эксклюзивных ситуациях, так или иначе, но встаёт вопрос: «Что, типа, делать?» Мой родитель по отцовской линии имеет простой взгляд на разрешение проблемы. Он считает, что раз совпало, то нужно договариваться. Договариваться о подмене – нехорошее занятие, всегда найдётся кто-то, кому это не совсем понравится. Но тут я «неожиданно» нарисовался на охранном горизонте. Посидеть «в ночном» - милое дело. Отец не возражал против моей доброй воли. На том и порешили.

И вот наступил судный день, день дежурства. Сегодня так совпало, что отец должен был отдать сутки родной (он там раньше работал замом главного врача по хозяйственной части и экономике, то есть обеспечивал ВСЁ, что не касалось непосредственного лечения) областной больнице в качестве представителя охранного агентства, и одновременно с этим, как уже отмечалось выше, подошла его очередь ночного дежурства в гаражном кооперативе. Что такое дежурство в гаражном кооперативе? Кое-кто усмехнётся с ироничной улыбкой, знаем мы, де, такие дежурства. Сплошная халява (не путать с халвой), де, а не дежурство. Всё практически верно, за исключением маленькой детали. В том костромском кооперативе, где гараж у отца, постоянно происходят всяческие нехорошие дела. То замок искурочат, то лампу галогенную на столбе разобьют, то двери в гаражный бокс испортят. То есть, ухо на дежурстве нужно востро держать, распугивать распоясавшуюся подкуренную молодёжь гортанным «Твою мать-то!» и, только в крайнем случае, вызывать милицию методом азбуки господина Морзе в сторону опорного отделения милиции переносным электрическим фонарём. Конечно, многие мне хотят возразить – чего, дескать, фонарём, если можно и по телефону. Согласен, можно. Но если есть телефонная линия. А откуда ей взяться, когда народ не желает выкладывать личные сбережения неизвестно на что. Подумайте сами, на кооперативной улице 150  гаражей (или около того). Сколько стоит провести телефонную линию отдельным кабелем в неказёвую будочку, где сидит охранник на одну ночь, или Калиф на час? Стоит недёшево! Да, плюс к тому плата абонентская. И всё это для чего? Только чтобы раз в году прокричать в трубку: «Караул! Грабят!» А если добавить сюда и оплату сторожам… Итак, два сторожа в одну ночь из 150-ти… Следовательно, выходит 5 дежурств в год с оплатой по 100 рублей за ночь. Что ж, за 5 ночей в году можно и потерпеть такие неудобства, как отсутствие телефона. Благо домик дежурного сварен из листового, 5-ти миллиметрового железа, как броненосец «Пролетарий умственного труда», а внутренние запоры больше похожи на «задрайку» революционных крейсеров, чем на обычные запоры.  А то, что покусятся именно на твой гараж… тьфу, такая нелепица… Варианты научились считать все… Даже те, кому в казино вход не показан психотерапевтом.

Так или иначе, всё, что могло случиться в сфере охранных технологий, случилось, приобрело конкретные очертания, и я оказался на месте человека, оберегающего покой и сон автомобилей с нашей улицы, с улицы нашего кооператива. Отец привёл меня в место моей сторожевой дислокации загодя. Ещё было светло, а служба моя начиналась в 20:00 вечера. Всё правильно. Я должен был предварительно познакомиться с местом своего бденья. Раз! И осмотреть окрестности ещё при дневном свете. Два! Благо, смена у охраны в больнице начиналась на час позже, и отец успел мне дать общие указанья. Ночью можно спать, но пару раз рекомендуется выйти, чтобы своим видом создавать у ворогов ощущение полной боевой готовности и приводить в трепет распоясавшихся негодяев. Но без риска. В случае чрезвычайности, следовало имитировать всеми доступными средствами полное единение с властями и только уж потом скрыться в будке из листовой толстощёкой стали, задраившись изнутри на несгибаемый запор из роскошной монтировки. А дальше – как карты лягут.

Сторожевая будочка представляла собой избушку на ножках из труб, к которым была приварена площадка арматурной готической вязи. Половина площадки служила подставкой для избушки, а вторая напоминала небольшую веранду без перил для средних размеров обезьяны. Забираться в будку следовало по металлической лестнице. Почти как у Тимура с его командой, только штурвала внутри нет. В избушке стоял, думаю, стоит и поныне небольшой диван, электрический обогреватель и микро стол, который отличается от ломберного, как горбатый «запорожец» отличается от представительского «Кадиллака». Я украсил сторожку книгой Лукьяненко про ночной дозор (очень уместно!), своей милой улыбкой, и наполнил её на ¾ содержанием своей охранной униформы, внутри которой трепыхался мой отяжелённый маминым ужином организм взрослой особи средних лет, ярко выраженного не женского пола.

Пока было светло, я обходил свои новые владения и немедленно обнаружил в соседнем гараже с распахнутыми настежь воротами двоих премилых созданий плотницкой наружности, с мечтой «об выпить» в душе, борющейся с трудовым долгом и неминуемой встречей с домашними обитателями в лице жены и других неадекватных родственников. К трудовому подвигу звал эту парочку аванс, полученный от заказчиков за изготовление остекления для двух лоджий. Правда, он уже был материально овеществлён в ближайшем супермаркете… Собственно говоря, наверное, поэтому перевоплощённый аванс, который я явственно видел через распахнутые ворота под верстаком в трёх оригинальных упаковках, расфасованных Костромским ЛВЗ, так и не был тронут до самого вечера. Плотники ждали окончания работы. Гараж, где суетились два замечательных плотника, представлял собой сдвоенный бокс. В одной половине стоял старенький «москвичок», а во второй – пилорама, верстак и сверлильный станок. Мастерская, одним словом. Один из этих трудолюбивых духов (а было уже, напомню, примерно половина девятого вечера – рабочий день давно закончился) представлял собой высокое шваброподобное создание с мужским достоинством Ламанчского типа, усами в стиле Дали, и жутко неразговорчивую. Он был явно на вторых ролях, поскольку охотно слушал советы, кивал и делал что-то совершенно противоположное. Другой же, из представленных на участке моей ответственности образчиков раскрепощённого труда, на Санчо Пансу похож не был внешне, а, тем более, по характеру. Вот если бы пустопорожнего, но деятельного, Ноздрёва Гоголь изобразил гномом со скороговористой речью, то тогда бы вы отчётливо представили данного мастера плотницкого искусства. Означенный карла носил очки со шнурком вместо дужек и карандаш за ухом, которым означенный шнурок прижимался к правому полушарию плотницкого мозга. Но это ещё не всё. При скорострельной, в стиле винтовки М-16, речи «Ноздрёв» был ещё и заикой.  Вы понимаете, о чём я? Вот именно, команды он отдавал напарнику такие, что я минуты две соображал, прежде чем отдалённо понимал, о чём шла речь. Многие мне захотят возразить: дескать, у парня речь такая, как если бы он каши в рот набрал, а заикание вовсе и не при чём. Я готов с ними согласиться, но не стану этого делать, так как слышал бригадира плотников, а они нет. Оставьте домыслы для колыбельных и слушайте сюда. Скороговорка с заиканием – мой любимый стиль разговора. Так подумал я тогда, вспоминая шофёра по имени Лёха из Нижнее-Ивкинского санатория. Но нет! Этот говор был совершенно особый, ни с чем не сравнимый. К примеру, Лёха заикался по правилам. Хотя он и был болтун, но спотыкался при разговоре, как полагается. А моему новому знакомцу (можно его и так назвать) ничего не стоило продолжить фразу, споткнувшись на непечатном (читай – непроизносимом) символе… К примеру, заводил со мной знакомство этот невысокий проныра таким словами:

«Ое..цтввйгооврлчччтобуудтзаммнадеежрсствдааа?ПрвтмеееязвтИвнчееематтоговввгрржеСттпой» Пока я соображал, что означает сия тирада, гном заскочил в гараж и напутствовал напарника: «Кудддстклоооржжешьбзмеееянхрррнажннеуммеш!»  Я вежливо представился и тихо проследовал вдоль гаражной улицы, пытаясь расшифровать виртуальные скрижали маломерного плотника. «Привет, Иваныч», - задумчиво пробубнил я себе в нос, когда странное сочетание звуков начало приобретать удобоваримую комбинацию. Ага, маленького «Ноздрёва» величают Иванычем, а второго плотника – Степаном. А речь бригадира, не по званию, но по духу, я сумел-таки перевести на нормальный язык. «Отец твой говорил, что будет замена дежурства, да? Привет, меня зовут Иванычем, а того, в гараже – Стёпой», - вот такой нехитрый ребус. И ура мне! Да, а текст, адресованный Стёпе, звучал уже более строго: «Куда стекло режешь без меня, ни хрена ж не умеешь!» Осенённый такими серьёзными знаниями, я вернулся к гаражу-мастерской и заглянул внутрь, чтобы поздороваться официально. Внутри горело электричество, приёмник ныне  почившего завода ВЭФ вещал последние новости с афинских олимпийских арен, а Иваныч чему-то без пауз поучал Степана. Стёпины усы топорщились от возмущения, изображая «без пяти час», но сам он вёл себя смирно, примеряя уже обрезанные стёкла в две готовые рамы. Иваныч всё никак не мог успокоиться от пережитого унижения – ему не позволили нарезать стёкла, и в связи с этими вопиющими обстоятельствами рикошетил об кирпичные стены очередями достаточно прямой, во всех смыслах, речи:

«Ёпптввввмтччтыытттаааакнрррзллааакбббыккпссалл?нлззяжжжткззккзчккбудддтндвлн!» На обычном языке это означало: «(купюра), что ты так порезал, как бык (по салу – изменено цензурой)? Нельзя же так – заказчик будет не доволен!» Неразговорчивый Стёпа робко возразил: «Дык, оно по хрену мороз, Иваныч, вня. Штапиком впендюрим поверху за милую душу. В самый аккурат выйдет». Измученный выговариванием столь длинных фраз, потомок Дали пригладил редкую чёлку и углубился в покрытие уже приготовленных дротиков из штапика олифой. Иваныч бегал вдоль выставленных рам, их было, пожалуй, не менее четырёх, и проповедовал что-то из области плотницкого искусства. В конце концов, он понял на уровне основного инстинкта, что до овеществлённого аванса он добраться сегодня никак не успеет, если не придёт на помощь трудолюбивому Степану немедленно. Стёпа доолифил штапики и принялся красить рамы. В одной из них не хватало двух стёкол. Иваныч прежде остановил напарника жутким недоверием в своей гневно-обвинительной речи, и теперь и пожинал плоды собственного прямодушия. Не прекращая заикаться в процессе поминания физических сил, никак не связанных с цензурным вектором трудового импульса, он вытащил большой кусок стекла на улицу, положил его на площадку под сторожкой и обратился ко мне: «Пппддржии!» Я не стал заставлять себя упрашивать и подержал. Иваныч обозначил линии отреза алмазным стеклорезом и приступил к обстукиванию заготовки. Получил на выходе два вполне приличных (бык в этот раз пасся где-то в стороне) куска – приходи, кума, любоваться, в общем. Иваныч смахнул не к месту возникшую улыбку, ведь дело не закончено, с подвижной маски своего неутомимого лица и исчез в гараже, где ожидала его щербатая рама. Я полез в сторожку, не ожидая узнать ничего нового, и включил наружный фонарь – становилось темно. Через минуту-другую на улицу вылетел обескураженный Степан, преследуемый Иванычем, который готов был вцепиться в худую ляжку напарника. Но сначала гараж покинули осколки только что нарезанного стекла. Перед тем, как разбиться, они успели прокричать голосом Иваныча:

 «Мммддк!ССттпааккттжжтткшштаппкппрриииибвттт?!» Этот стиль разговора мне уже был знаком, поэтому я перевёл без труда: «Чудак! (подцензурно) Стёпка… Кто ж так штапик прибивает?!» Следом из гаража показались стрелки часов в положение «половина шестого по Гринвичу», а за ними – долговязый Степан с рефлексивным непредсказуемо длинным заиканием: «Чё ли офф-ф-ф-анарел, Ивв-в-ваныч, вня, та-а-а-акое дело? Тоо-о-очно в гвоздь ллл-у-у-пил… В саму-у-ую шляп-пп-ку… Сс-ам же рамой ел-лл-лозил…» Иваныч вышел, выдыхая в атмосферу шлейф благородного гнева:

«Ссткклооггвённоеенннаххттщщщщиккусскновввйнннржжемм!» Ну, здесь тоже всё было очевидно. Сначала бригадир весьма доходчиво охарактеризовал качество стекла, а потом предложил готовить новые куски. Два новых полотна для рамы плотники вырезали быстро и снова удалились в гараж. В этот раз стекло билось внутри. Процессия с усатыми часами, Степаном в тандеме с Иванычем задержалась возле моей будочки, так что я мог с удовольствием наблюдать в оконце обоих плотников во всей красе. Между ними произошёл настоящий театральный диалог из неизвестной пьесы абсурда Сэмюеля Беккета.

- Ккгоо?нннаххх!рррркиизззжпппыубббтьмлллоСССтпнн!

- Дык… оно… того… Иваныч

- Нннеупппрравмммсябббллннггдсссткллббрааттть?

- Я же говорил, вня… что выпить…сперва… но что ж теперь уже ж…

- СССтппаггадддвварззаббилллисссууддба!

- Вот и верно… оно, вня, завсегда поломать требуется… Судьба, нах!

- Ттрррдассвооггожжжаллкк, ВЕРИШЬ, НЕТ?

- Сглазили нас, Иваныч! Чую! Сглазили!

- Ввыппптььнмдлнноо!

Затем лучик света из открытой гаражной двери сошёл на нет, и мне только отдалённо слышались из его гулких внутренностей звуки размеренных бульков, кряканье и хрустение свежим огурцом. Я не сторонник вторжения в частную жизнь, поэтому прилёг на диван с книгой. Можно было расслабиться – пока эти чертилы здесь, пожалуй, никто не станет шляться по гаражной улице со злыми намерениями. Одни только переживания спортивных радиокомментаторов с канала «Маяк» могут, кого угодно отвратить от безобразий. Через несколько минут я пригрелся и заснул. Разбудила меня внезапная тишина. Приёмник молчал. Я взглянул на часы. Они показывали около полуночи. Посмотрел в окно. Плотники ещё были здесь. Они пытались закрыть гараж, отталкивая от себя непослушную землю ватными от алкоголя ногами. Сначала молчком и с сопеньем, а потом и заговорили. Удивительное дело, внутриутробное вливание водки произвело волшебные превращения с Иванычем. Он заговорил ясно и отчётливо. Когда позднее я рассказал о дефекте речи плотницкого бригадира отцу, он был очень удивлён: Иваныч, по его словам, всегда говорил хорошо и внятно. Выходит, это мне здорово повезло увидеть мастера не в форме, то есть трезвым. Я прислушался. С улицы доносилась незлобивая перебранка двух людей, побратавшихся не собственной кровью, а несколько другим продуктом, который я бы назвал «Капли Менделеева». Кстати, довольно хорошо эти капли помогают при хандре. Главное – не передозировать. Если бы их отпускали в аптеке по рецептам, тогда бы, возможно, один из основных русских вопросов решился сам собой. Что я имею в виду? Только то, что протрезвевшие дураки наконец-то обратили бы внимание на качество дорог. Я не ханжа, и гедонистический склад моего внутреннего мира периодически подвигает меня на «выпить-закусить» в хорошей компании. Я не ханжа, упаси Боже, но как же мне жаль Менделеева.

- Дай я… - вырывал у Степана ключи одухотворённый Иваныч.

- Ну, дык… на, - внебрачный родственник Дали в бейсболке, завалившейся на правое ухо, не возражал. Иваныч долго пытался приладить ключ к замку, после чего заявил:

- Не тот ключ. Это от квартиры. Так и убил бы тебя, дурака мать! Полчаса тут мне фентиля колбасишь без толку. Давай другую связку.

- На ней только от калитки, вня…

- А других-то ключей нет? Да, ты чередом поищи… Согрешить не дай.

- Иваныч, ты, вня, чё? Откуда? – Степан порылся в карманах брюк, которые от его усилий осыпались ниже колен, и захрапел, прихваченный в стоячем положении безмятежным сном. Так спят кони, нервно подрагивая мышечной массой в районе холки. При падении штаны долговязого плотника издали мелодичный металлический звон. Иваныч присел, пошуршал в темноте рукой, подсвечивая фонариком атмосферу в районе взошедшей луны, и попенял кому-то невидимому:

- Вот ведь как… Затырили, ключ, собаки!

Потом Иваныч, не поднимаясь, стал теребить Степана за краешек разноцветных трусов:

- Стёпушка, ключ нашёл. На-ка, закрой гараж…

- А сам чё? – Пробудился недовольный Степан. – Хотел же сам, вот и давай.

- Не могу я… Я сижу тут… Вставать лень…И штаны одень. Простудишь женилку – жена домой не пустит.

Когда брюки общими усилиями заняли своё первобытное место, Степан ещё минут 10 попадал в замочную скважину ключом, периодически прерываясь на то, чтобы досмотреть свой лошадиный сон. Тогда Иваныч незло щипал его, куда придётся, и просил ускорить инсталляцию.

И вот чудо свершилось – дверь в гараж закрыта. Но на этом представление не закончилось. Неразлучная парочка переместилась к воротам на гаражную улицу с тем, чтобы закрыть в ней калитку. Нужно ли говорить, что связки с ключами совершенно естественным образом перепутались, и вновь стало непонятно, что делать. Цирковой номер «отыщи ключ без помощи мозгов» исполнялся «на бис». Оброненный фонарик освещал дальний угол гаражных боксов, откуда пронзительно выли на два голоса любовники в кошачьих шкурах. Я вышел из сторожки, поднял фонарь и, облачённый правами главного в этот час на этой территории, прекратил агонию плотницких попыток исполнить свой долг перед общественностью. «Ночной дозор! Всем выйти из сумрака!» - сказал я. Странное дело, моё заклинание не возымело действия. Что-то не важно у наших плотников с «тёмной половиной»… О чём это я? Это уже ближе к Стивену Кингу. Так или иначе, но выносить из тени нечистую от «Капель Менделеева» силу пришлось довольно долгое время. И никакие они не иные, а самые обычные работяги, каких много по закоулкам бывшей империи. Об одном жалею, не спились бы все окончательно, чудаковатые Иванычи и Степаны.

 

V.

КАК УЖ НА «СКОВОРОДКЕ» ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКИЙ СЛЮНЯВЧИК ОБЛАСТНОГО МАСШТАБА

Как без масла в историю влезть

Теперь расскажу немного о Костроме. Пришла уже пора, подоспела. Начну, пожалуй, с центра. А центральная площадь Костромы называют Сковородкой. Названия у нее, конечно, менялись. Некоторое время назад она была Советской, теперь – площадь Ивана Сусанина. Но называют ее все равно Сковородкой, независимо от официального имени. Одна из программ местного телевидения так и называется – «Сковородка». А музыкальным сопровождением к ней служит песня местных авторов, которая начинается словами: «Сковородка, сковородка, сковородочка…» Видимо, образ сковороды соответствует, в представлении костромичей, особенностям планировки города. Итак, площадь – это сковорода, а ведущая к ней центральная улица – ее ручка. Правда, если взглянуть пристальнее, получается сковорода со множеством ручек. Сковородку украшает величественная пожарная каланча начала 19-го века и массив торговых рядов, сохранивший облик тех давних времён центру города. Городская пожарная каланча выстроена по проекту губернского архитектора П.И. Фурсова, который получил образование в Академии художеств в Петербурге. Сразу после окончания Академии он приехал в Кострому, где был назначен губернским архитектором. Им спроектированы многие здания в городе. Пожарная каланча должна была включать жилые помещения для служащих и бойцов, конюшни, сараи для машин и бочек с водой и, наконец, наблюдательную вышку, с которой можно было видеть весь город. Основное здание решено в виде античного храма с шестиколонным портиком и фронтонами.
Боковые крылья здания построены в 60-х годах XIX века, а самая верхняя часть каланчи с обходом и кровлей в 1880 г. сменила беседку-фонарик. Костромская каланча – одна из лучших в русской провинциальной архитектуре начала XIX века.

В 2002 году к 850-летию Костромы неподалёку от центра открылся памятник её основателю Юрию Долгорукому. Только здесь он сидит не на коне, как в столице, а несколько более вольно, можно сказать, по-домашнему, – прямо на мраморной плите. Кострома застроена по принципу лучевой или веерной планировки, улицы веером расходятся от площади. Строгое следование этому градостроительному плану – одна из особенностей, отличающих Кострому от других русских городов. Но подобная четкость возникла лишь в XVIII веке. До тех пор Кострома, как это обычно бывает в России, была скопищем беспорядочно разбросанных, а вернее, скученных строений. Причем в основном деревянных. Поэтому город, естественно, на протяжении своей истории неоднократно сгорал практически полностью. После очередного катастрофического пожара 1773 г., когда сгорели почти все дома и церкви, стало ясно, что пора, наконец, что-то предпринять. Местные землемеры сняли план города с перечнем, «сколько чего там погорело, а при том и план погоревшим в том городе местам с назначением о построении кварталов». Но «построение кварталов» оказалось нереальным. Чтобы его осуществить, пришлось бы снести большую часть уцелевших при пожаре строений. Поэтому стали разрабатываться другие проекты. Легенда приписывает идею веерной застройки императрице Екатерине. Будто бы, посетив Кострому, Екатерина узнала о градостроительных проблемах жителей и решила их просто и изящно. Она уронила раскрытый веер на карту с изображением Волги и сказала: «Так и стройте». Правда, Екатерина посетила Кострому за шесть лет до пожара и, следовательно, до того, как было принято решение о перестройке города. На самом деле окончательный веерный план Костромы был утвержден вполне обычным порядком обычной комиссией в 1779 г. на основе сведений, собранных ярославским генерал-губернатором Мельгуновым. Пожары после перестройки города, конечно, не прекратились, но стали гораздо менее разрушительными.

Неоднократно страдал от огня один из древнейших памятников Костромы – Анастасьино-Богоявленский монастырь. Историки считают, что монастырь был основан в середине XV века, но так это или нет – неизвестно. Судьбу монастыря необычайно трудно восстановить. В 1609 г. обитель была полностью разграблена поляками. В Костроме тогда свирепствовал карательный отряд пана Лисовского, который послал сюда Лжедмитрий II для подавления восстания народного ополчения костромского края. Тогда-то и пропали все жалованные грамоты монастыря, по которым можно было бы определить время его возникновения. В XVII веке монахи восстановили утраченные документы, но в 1887 г. все было вновь уничтожено пожаром. А уже совсем недавно в огне сгорели уникальные иконы Богоявленского монастыря. Сегодня монастырь снова действует. Правда, раньше он был мужской обителью, а сейчас стал женской. Здесь же, в монастыре находится резиденция епископа Костромского и Галичского. В советское время в Богоявленском соборе располагался архив. Кстати сказать, светские власти, как ни странно, стали использовать монастырь для своих нужд не после революции, а еще в XVIII веке. Тогда в его зданиях были размещены канцелярии костромского наместничества, поскольку все казенные дома сгорели в пожаре 1773 г. В Богоявленском монастыре находится чудотворная икона Федоровской Богоматери - покровительницы Костромы. Найдена эта икона была весьма необычным образом. Как-то князь Василий Квашня охотился в лесу и вдруг услышал, как «начавша пси лаяти притужно». Он поспешил на лай собак и увидел, что они бросаются на сосну, на которой очень высоко висит икона. Снять икону князь не смог, вернулся в город, собрал священников и рассказал им об увиденном. Они отправились в лес, достали икону и перенесли в городской собор. Пошла молва, что накануне видели, как икону пронес над городом Федор Стратилат - воин. Вскоре в Кострому пришли жители города Городца и заявили, что эта икона пропала из их церкви во времена нашествия Батыя, лет за сорок до описываемых событий. Но костромичи икону не вернули. В 1272 г. к Костроме подошли татары. Местная рать во главе с князем Василием вышла им навстречу и благодаря помощи Федоровской Божьей Матери победила.

В середине XVII века в Костроме начинается строительство каменных посадских храмов. Но сохранился из них лишь один – церковь Воскресения на Дебре. Название «на Дебре», скорее всего, означает, что в былые времена на месте этой улицы были дебри – густой непроходимый лес с непролазными болотами. С церковью Воскресения связана любопытная легенда: Костромские купцы вели активную торговлю с Западом. И вот однажды в партии красок, присланных из Англии в обмен на льняные товары, приказчики купца Кирилла Исакова обнаружили бочонок с золотыми монетами. Честный купец сообщил о находке в Лондон, но оттуда ответили: пусть золото пойдет «на богоугодные дела». Тогда Исаков в 1652 г. построил вблизи своей волжской пристани, на глухой окраине города церковь. Так что, видимо, не случайно на портале ворот ограды церкви рядом со Неясытью и птицей Сирин помещены геральдические лев и единорог с английского королевского герба.

На противоположном, правом берегу Волги, на окраине теперешней Костромы находится храм святых великомучеников Александра и Антонины в Селище. Селище – старое название ремесленной слободы, где останавливалась делегация московских бояр в 1613 году, которые приезжали «кликать на царство» Михаила Романова. Боярин Романов со своей матерью прятался от польских захватчиков в Ипатьевском монастыре. Был он в довольно юных летах, детей не имел, впрочем, как и влияния. По этим причинам его и собирались сделать царём после окончания «смутного времени». Несколько боярских родов, претендующих на трон, не хотели продолжать кровопролитие в стране, обескровленной тяжёлыми испытаниями и борьбой с интервенцией. Они решили «посадить на царство» человека неродовитого и нейтрального во всех отношениях и, к тому же, не имеющего прямого наследника. Михаил Романов устраивал всех ещё и потому, что был «худ здоровьем». Юные года будущего государя позволяли надеяться, что им смогут манипулировать, каждый из кланов к своей пользе. А борьбу за трон древние боярские роды планировали продолжить после его предположительно скорой смерти, поднабравшись сил и влияния. Но как же они просчитались.

После того, как был достигнуто у всех согласие и единомысленный совет, в неделю православия собрали всех выборных на Красную площадь, чтобы опросить все воинство и народ о царском избрании. Но когда Авраамий Палицын, Спасского монастыря архимандрит Иосиф, боярин Морозов вошли на лобное место, то им не пришлось ни говорить, ни спрашивать все сборище закричало: «Михаил Федорович Романов, да будет царь – государь Московскаго государства и всей земли русской».

После избрания Михаила Федоровича королю Сигизмунду Собором была отправлена грамота, извещавшая об избрании царя, и что Московское государство никоим образом не желает более иметь царем Владислава, и просили отпустить задержанных послов и разменять пленных.

В Ипатьевский монастырь, где находилась инокиня Марфа с сыном Михаилом, было назначено посольство, в состав которого вошли 49 человек, в том числе три атамана, четыре есаула и 20 казаков. В Ипатьевский монастырь посольство прибыло 13 марта. Все время междуцарствия, начиная с Бориса Годунова, было характерно непостоянством русского народа. Соборные избрания царей сопровождались изменой, крестное целование – нарушением его. Поэтому посольство, прибывшее ко вновь избранному царю, не могло внушать доверия, и потому инокиня Марфа и юный царь категорически отказывались принять предложение вступления на престол. Только после настоятельных просьб и угрозы гневом Божиим за страдания русского народа в случае отказа, последовало согласие матери молодого царя, и они с посольством двинулись из Костромы и 21 марта прибыли в Ярославль, и уже здесь почувствовалась вся тяжесть, которая возлагалась на плечи нового царя. Народ, узнав об избрании царя, засыпал уже в Ярославле челобитными о всевозможных вспомоществованиях и о поместьях, и восстановления утерянных прав на прежние имущества. Во время «смуты» земельные и правовые отношения были нарушены и одни и те же владения переходили к разным владельцам.

Явились к царю и представители казаков с просьбой денежного и хлебного довольствия. В челобитной писалось: «Есть нечего, мерзнем без одежды, умираем без помощи от ран». Трубецкой и Пожарский (тот самый, из князей) просили царя позволить дворянам, детям боярским, приказным людям, жильцам, атаманам и казакам и всем служилым людям, которые под Москвой терпели голод и великую нужду, не уходить от Москвы, не увидев милости Божьей. 11 июля 1613 г. Михаил Федорович венчался на царство. Было тогда ему 16 лет от роду, а его отец, к тому времени ставший патриархом под именем Филарета, находился тогда в польском плену.

Царь Михаил Федорович был человеком добрым, кротким и болезненным. До 1619 года, когда Филарет вернулся из плена, страной фактически управляли бояре, а по возвращении патриарха государственными делами стал ведать он, чем здорово насолил боярским кланам. И только после смерти Филарета в 1633 году незлобивый Михаил стал принимать участие в управлении державой. Надежда на его скорую кончину улетучилась, как дым от кадила после церковной службы.

Покорность отцу и матери обернулась для Михаила поздней женитьбой. Избранная им невеста Мария Хлопова не понравилась будущей свекрови. Несчастная девушка семь лет считалась царской невестой, пока не последовал официальный указ с отказом взять ее в жены. Вполне вероятно, что инокиню Марфу заинтересованные в прекращении царского рода бояре смогли чем-то умаслить.

В сентябре 1624 года Михаил Федорович женился на Марии Долгоруковой, однако жена слегла на другой день после свадьбы и спустя три месяца скончалась. И только в 30-летнем возрасте царь Михаил наконец-то вступил в счастливый брак с Евдокией Стрешневой. В 1629 году на свет появился наследник, будущий царь Алексей Михайлович.

Умер совсем еще не старый Михаил Федорович от болезни желудка на 50 году жизни 23 июля 1645 года. Заключение врачей было таково: «Желудок, печень и селезенка бессильны от многого сидения, холодных напитков и меланхолии». Но династия Романовых жила и впоследствии даже отпраздновала 300-летие своего царствования.

Долгие годы в Ипатьевском монастыре – колыбели династии Романовых располагалась целая масса музеев. Теперь же вопрос с передачей монастырских земель церкви практически решён, и там проводятся реставрационные работы, начатые ещё гражданскими властями. Засветились золотыми куполами маковки Ипатия и ныне действующего, самого большого на территории монастыря, Троицкого собора.

Памятником «смутному времени» можно назвать и величественный монумент крестьянского сына Ивана Сусанина. Гранитный герой стоит в историческом центре Костромы, неподалёку от Сковородки и величественно смотрит на правый берег Волги. Этот памятник работы скульптора Николая Лавинского. Он был поставлен в советские времена. Но до этого, 27 марта 1851 года на том же самом месте был другой монумент герою (скульптор Д. Демут-Малиновский), воздвигнутый по повелению императора Александра II. Старые фотографии сохранили облик этого памятника. Гранитная колонна на четырехугольном пьедестале увенчана бюстом юного царя Михаила Федоровича, у подножия его коленопреклоненный Иван Сусанин. На лицевой стороне пьедестала в барельефе изображена сцена расправы поляков над Иваном Сусаниным. Они подвергли его «великим немерным пыткам», озлобившись, замучили до смерти. На оборотной стороне слова: «Ивану Сусанину. Благодарное потомство». Памятник-колонна, выбранный Демут-Малиновским для воплощения своего замысла, виделся отовсюду, утверждал собой центр города и площади. В первые годы установления советской власти памятник уничтожен в соответствии с декретом Совнаркома от 14 апреля 1918 г. «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг». Немного позднее, очевидно в качестве компенсации, переименовали оперу М.И. Глинки «Жизнь за царя» в «Иван Сусанин», а памятник заменили на другой, более приемлемый с точки зрения социалистического реализма. Но надпись на нём осталась такой же, как и 150 лет назад.

 

Вид со Сковородки

Закончу, пожалуй, историко-архитектурный экскурс и обращусь к дням нынешним. Как и везде на постсоветском пространстве, в Костроме власть предержащие любят отвлечь внимание народа от проблем насущных. А делается это очень просто. Побольше праздников с помпезным шумом и розыгрышем призов – вот уже все и довольны, в ладоши хлопают, водочку распивают со счастливыми глазами. Не успели 850 лет города отметить на невесть откуда взявшиеся средства, которых на улучшение жизни тратить недосуг, как уже 60 лет Костромской области подоспело. А там, глядишь, ещё что-нибудь новенькое объявится. Какой-нибудь юбилей торговой марки «Костромские лапти на лыковом ходу» или массовое гуляние по поводу строительства очередного совместного предприятия, безжалостно расхищающего сырьевые ресурсы в пользу старушки-Европы. Всенародно избранная мэром города Переверзева Ирина Владимировна большая мастерица на такого рода мероприятия. А что сама придумать не сможет, то советники столичные присоветуют. Сразу после своего избрания милая леди-мэр притащила в Кострому московских сотоварищей по «Плешке», институту народного хозяйства в Москве, и сделала их своими замами. Город и его окрестности превратились в дойную корову для алчущих денежных вливаний на свои красивые иностранные счета «столичных штучек». Когда-то, во время оно, когда альма-матер Киевская помогала нам учиться, учиться и учиться, висел в Отрадном районе города Киева плакат «Верной дорогой идёте, товарищи!», с которого немного задумчивый Ильич указывал усталой рукой с плаката прямо на бар «Казематы». В Костроме тоже есть такой плакат. Он сильно полинял от демократических непогод, кое-где продрался, но всё продолжает нести свою верную службу экономике в лично-государственном масштабе. Ленин верной рукой указывает направление столичным молоковозам в сторону Караваево, где текут молочные реки с органическими берегами. Каждый день поутру в Караваево, там находится огромное мясомолочное сельскохозяйственное предприятие (именно там дважды герой социалистического труда Прасковья Малинина ставила свои рекорды, именно там, где базируется Костромская сельхоз академия), тянутся колонны машин с московскими номерами. Парное молоко увозят сразу после утренней дойки на Лианозовский молочный комбинат столицы, расплачиваясь высокохудожественными обещаниями мэра о будущем благолепии в хозяйстве, где сотрудники получают такую «несусветную» заработную плату, что любому бомжу с площади «трёх вокзалов» стало бы лень ударить за неё палец о палец. Покупая продукцию молкомбината «Лианозово», имейте в виду её исторические корни. Помните также и о тех, кто умело набивает карманы, затрачиваясь только на транспорт.

Уважаемая леди-мэр иногда любит блеснуть своими демократичными манерами на экранах местных телевизионных каналов. Очень умело она это делает на так называемой даче. Дача у неё, нужно отметить, убогая, демократичней некуда. Хозяйственные постройки чуть больше собачьего домика, редкие грядки на почти неосвоенном участке поросли лебедой и осотом. Не потому, что милая градоначальница такая бескорыстная и честная и не может себе позволить какое-либо роскошество, а исключительно оттого, что бездельница. Как сказала моя мама, у нас туалет на участке получше выглядит. Сейчас понятно, что времени на хозяйство у мэра не хватает, нужно побыстрей затарить себя, деток и внуков, пока с поста ответственного не выпнули, а раньше как же? Участку её дачному никак не меньше 20-ти лет. Разве за это время нельзя было возделать землю нормально? «Поеду на дачу, с клубничкой разобраться…» - говорит Переверзева, кокетливо улыбаясь в камеру. А там вместо ягод одни усы одичавшие. Заросла клубничка, как дремучий лес. Не демократизм, а полное неумение работать. Странно, что после «Плешки» этой особе совсем невдомёк, что смотрят на неё не только люмпены безродные. Даже мало-мальски образованному человеку понятно, что налицо пропаганда совка с вечным желанием отнять и поделить, но никак не создать что-то своими руками.

По Михаилу Задорнову выходит, что в новоязе ог новорусских же возникло два совершенно удивительных образования в современном языке. Это определённый и неопределённый артикли. Чего-чего, а вот артиклей-то в недрах великого и могучего отродясь не бывало. Действительно архи интересно. Неопределённый артикль – «типа», определённый – «конкретно». Тогда что же такое «типа конкретно»? Что-то вроде методов управления костромских властей?

Но на Переверзевой список выдающихся личностей Костромы не обрывается. Есть и другие. Познакомлю с ещё одним таким героем высшего ранга. Имя ему – величайший архистратиг всея округи Шершунов,  Шершуня в народе, губернатор области. Это именно он (совершенно без личного интереса!) заключил долгосрочный контракт с австрийской фирмой  «Крона-Стар» на переработку первоклассного строевого леса. Обещано было населению очень много, открытие чуть не нескольких тысяч рабочих мест, восстановление лесопарка, строительство новых первоклассных дорог для области силами партнёров (в соседнем Ярославле прекрасно обходятся в дорожном вопросе и своими силами) и прочие бабочки-фантики из цветной импортной бумаги. Предприятие австрияки построили сверхбыстрыми темпами, наняв для этой цели турков. Благодарный губернатор освободил «Крону-Стар» от налогов всего на 77 месяцев. Подумаешь, какая малость. Зато, какие они разворотистые и милые, эти австрийцы. С рабочими местами, правда, Шершуня немного не угадал. Их нашим согражданам перепало что-то около сотни. Зато, какие замечательные вакансии – сторожа, уборщицы, разнорабочие. А на основном производстве почему-то трудятся всё больше австрийцы, поляки и турки. Но где ваша пролетарская солидарность, граждане? У них на родине так плохо с работой. Неужели мы могли в стороне остаться, не прийти на помощь в трудную минуту? А дороги? Дороги исключительно лесовозные и ведут в тупик, на делянки лесозаготовительные. Так в том нет большой беды. Потом австрийцы их обещали заасфальтировать. Вот и катайся себе, хоть на роликах, хоть на скейтах. Такое милое дело. Пять лет прошло, и ни одного дерева взамен срубленных не посажено? Нет, постойте, господа хорошие. Фирмачи же имеют намерения заказать саженцы в Архангельской области. Сами сказали года два тому назад. А пока в знак взаимной любви и доверия компаньоны посадили два дерева в центре Костромы с праздничными ленточками и лейбочками, любезно предоставленными австрийскими партнёрами по беспределу. Австрийцев винить не в чем, они о будущем своей страны пекутся, а коммунист Шершуня, с какого перепугу вдруг заветы вождей забыл и родиной (и с большой и с прописной буквы) торгует?

Всё, всё, с героев станется. Пусть себе тащат, может, опупеют когда-нибудь от своего безразмерного величия. Как говорится, чем бы власть не тащилась, лишь бы нам тащить давала. Шутка, конечно, скверная, но хотя бы оставляет надежду.

Расскажу ещё чего-нибудь о Костроме. Чего слышал, о чём все говорят, что лично видел. Кострома и Костромской район славятся своим ювелирным производством. В городе находится ювелирный завод, но его считают классическим, и местное население с его продукцией дело старается не иметь. Дороговато. Зато самый большой в регионе ювелирный монстр, расположенный в селе Красное, что под Костромой, любим не только народом, но криминалом. Здесь, в Красном, каждый сопливый пацан – потомственный ювелир. Работает всё местное народонаселение не только на заводе, днём в соответствии с трудовым законодательством, но и дома, ночью во благо себе и мафиозным столичным структурам. Сколько уже раз ставили капканы на золотоносных путях-дорожках правоохранительные органы, а всё толку нет. От курьеров с сырьём и «левыми» изделиями с заводскими оттисками пробы ломятся изоляторы временного содержания не только в Костроме, а заказчики по-прежнему «Абсолютом» ежедневно надираются и с президентом частенько ручкаются. Люди уважаемые, их в телевизоре на всю страну демонстрируют в качестве образцовых граждан, достигнувших вершин успеха. Что-то опять меня понесло куда-то не в ту сторону. Лучше про объединение «Костромской лён» напишу. Слава его изделий не местечковая, а мировая. Дорого только. Да, и деньги на освоение новых площадей для посадки льна-долгунца куда-то из бюджета всё время исчезают. Нет, сегодня определённо меня заносит. О чём бы таком написать, чтобы опять кривая меня не вывезла на скользкую дорожку упрямого правдолюба? Ничего другого не остаётся, как поведать вам снова что-нибудь из истории.

 

История не отпускает

Есть в Костромской области город Галич, расположенный в 120 километрах к северо-востоку от Костромы, и основан Юрием Долгоруким, пожалуй, что в одно время с ней. Впервые упоминается в летописях как Галич Мерьский в 1238 году, центр Галицко-Дмитровского княжества с середины XIV века.

Старинный город Галич в Костромской области удивляет каждого, впервые оказавшегося здесь, своей самобытностью. До наших дней хорошо сохранился исторический центр Галича, представляющий собой классический пример русской городской архитектуры средней полосы. Особенно красиво выглядят белокаменные торговые ряды – ранее, по всей видимости, составлявшие единый ансамбль с другими административными зданиями. Привлекают внимание строения бывших дворянских усадеб, многочисленные деревянные дома, как бы возвращающие нас в обстановку российской провинции прошедших веков. К сожалению, большинство из них сейчас находится в запущенном состоянии, требует серьезных реставрационных работ.

Особая достопримечательность этих мест – Галичское озеро (площадь водяного зеркала 75 квадратных километров), на южном берегу которого расположен сам город. Безбрежная озерная гладь простирается далеко за горизонт. Вблизи озера находятся памятники церковной архитектуры – стоящие рядом Введенский кафедральный собор и храм святителя Василия Великого (оба – в стиле барокко), а также величественный, построенный по классическому византийскому образцу собор Никольского Староторжского монастыря.

 Но всё вышеописанное можно найти во многих справочниках и энциклопедиях. А я бы хотел остановиться на малоизвестных фактах из истории этого городка. Здесь, по вполне понятным причинам, издревле народ промышлял рыбной ловлей. Галичские караси доставлялись к царскому двору ещё во времена Алексея Михайловича. И ещё туда же, в столицу, везли знаменитые галичские огурцы. Это не сорт, нет. Это образ жизни грунтового овоща именно в этом месте. Какой бы сорт ни был посажен, вырастал огурец ядрёным и хрустящим, с совершенно особенным вкусом. Просто выращивали эти «зелёные торпеды» здесь не совсем обычным способом. А делалось это так. Со дна озера обычными вёдрами вычерпывали верхний осадочный слой, состоящий из перегнившего ила и земли какого-то особенного состава. Назывался этот продукт на местном говоре «лыва» и представлял собой нечто радикально чёрное и тягучее, похожее на нефть, но с другим ядрёным запахом. Для каждого кустика огуречной рассады лепился отдельный домик из этой «лывы», которая хорошо сохраняла тепло и препятствовала проникновению излишней влаги. Именно поэтому огурцы уже сидели «по домам» в пору затяжных весенних осадков и вырастали раньше своих собратьев. А про вкус ничего не скажу. Это нужно пробовать. До сих пор в Галиче старожилы называют два основных района Рыбной слободой и Огуречной слободой. В Рыбной слободе можно встретить южный говор, совершенно не характерный для этих мест. Говорят, что пошёл он от первых поставщиков карасей к царскому двору, которые почти поголовно были родом с Дона и Кубани – из числа казаков, принимавших участие в освоении Сибири с Ермаком Тимофеевичем и пожалованных земельными владениями в районе Галича за свою верную службу государю.

И в заключение главы давайте прогуляемся по городу просто так, не обращая внимания на памятники архитектуры. Вперёд?

 

«Здесь не церковь, вас не обманут!»

Однажды, гуляя по центру Костромы, мы с женой не утерпели и заглянули в замечательную кофейню «Рога и копыта». Мы её и раньше, в общем-то, приметили, но проходили мимо. Заведение было не совсем обычным, поскольку ещё с улицы приманивало посетителей видом восковых фигур Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова, которые мирно попивали кофе за одним из столиков рядом с витриной. Цены здесь, конечно, были подстать интерьеру – такие же экстравагантные. Но зато одного только кофе сортов 50, не говоря уже о разных десертах. Фотографировать интерьер запрещалось, о чём вежливо поведал расторопный администратор в накрахмаленной рубашке с бабочкой «кис-кис» вместо галстука. Разрешил он сделать только снимки на фоне витрин, рядом с основными героями Ильфа и Петрова. Всё остальное я фотографировал подпольно, стараясь не привлекать к себе внимания. Пару слов о том, что не попало в кадр. Во-первых, платяной шкаф из комнаты студента Иванопуло с почти живым скелетом и полосатым матрасом. Во-вторых, импровизированная бойница общепита с заголовком «пиво только для членов профсоюза», возле которой толкались бестолковые сотрудники «Геркулеса». В-третьих, афишная тумба с анонсом выступления факира и мага такого классического содержания от незабвенных Ильи Ильфа и Евгения Петрова:

«Приехал Жрец  (Знаменитый бомбейский брамин-йог) сын Крепыша

Любимец Рабиндраната Тагора ИОКАНААН МАРУСИДЗЕ

(Заслуженный  артист  союзных  республик)  Номера по опыту

Шерлока Холмса. Индийский факир.  Курочка  невидимка.  Свечи  с

Атлантиды.  Адская  палатка.  Пророк Самуил отвечает на вопросы

публики. Материализация духов и раздача слонов. Входные  билеты

от 50 к. до 2 р.»

Одним словом, обстановка радовала. Радовало также и меню в левой его части, чего не скажешь о правой. Но порция безумно дорогого мороженого оказалась такой огромной, что мы при третьем к нему подходе пожалели, что взяли две порции вместо одной на двоих. А ведь был ещё и торт, и фрукты в сиропе, и горячий шоколад, и, разумеется, многозвёздный армянский бренди с запахом идеально отмытых клопов от кутюр. Как показала окружающая массовка, кафе это было любимым местом элитной молодёжи, художников, сбывающих свои шедевральные полотна вдоль галерей торговых рядов на Сковородке и таких любопытствующих гостей города, как мы с женой.

Вы знаете, где живёт живое пиво? Я знаю. В костромском ресторане «Славянский» оно живёт-поживает, в двух огромных емкостях, блистающих своими нержавеющими бронтозавровыми ножищами. Что, соврал? Нет, как можно? Только в отличие от бронтозавров, у этих емкостей, кроме ног, они же бездонное чрево, ничего не выросло по прихоти пивного конструктора. А пиво там оказалось действительно живое – оживляло меня и жило во мне часа три.

Хватит говорить о всяких пустяках. Перейдём к новостям культуры.

 

VI.

ОТКРЫТИЕ ТЕАТРАЛЬНОГО СЕЗОНА ИЛИ ЗАКРЫТИЕ ОТПУСКНОГО

(губернские заметки)

Афиши развесили по городу ещё в середине августа. Мне Илья подсказал, что 19 сентября в здании Костромского драматического театра имени А.Н.Островского будет антрепризный спектакль с Московскими актёрами по Булгакову. «Мастер и Маргарита» - неплохой выбор для сценического воплощения. Одна беда – многие брались за постановку, да не многие режиссёры выдержали мистически возникающих на их творческом пути препятствий. Валерий Белякович один из этих немногих. Когда-то давно он вместе с младшим братом и другом, тогда ещё никому не известным, Виктором Авиловым создали «Театр-студию на Юго-Западе». Небольшой камерный зал и малочисленная труппа, проявлявшая чудеса выживаемости, не могли никого обмануть. Билеты на постановки Беляковича расходились по знакомым, даже не успев попасть в театральные кассы Москвы. Но что это я, собственно? Об этом и без меня много написано. Скажу только, что постановка «Мастер и Маргарита» впервые увидела свет рампы в 1995 году и сразу же стала одной из самых желанных для завзятых театралов, получил главный приз на театральном фестивале в Берлине. Первоначально в роли Воланда был занят великолепнейший Виктор Авилов. Позднее, когда с ограниченного пространства стационарной сцены Белякович расширил рамки спектакля до антрепризного, Авилов оставался верным образу своего демонического героя. Играл практически без подмен. Должен был он приехать и в Кострому, но 21 августа актёр скончался, а его место в антрепризе занял заслуженный артист России Карасёв. Антрепризный ассортимент Маргарит был изначально шире. Играли в очередь Вера Сотникова, Олеся Судзиловская и Ольга Сумская. В Кострому приехала Вера Сотникова. Теперь позволю себе пару слов о впечатлениях от самого спектакля.

Мой сын Илья, конечно, посещал и раньше какие-то театральные постановки. Но всё это было не то, никогда столько заслуженных артистов не собирались пред его юношеские очи на сцене. В драмтеатре Костромы в последний раз мы с ним были лет 9-10 назад на Новогоднем утреннем представлении и спектакле «Остров сокровищ». Происходило это не то 1, не то 2 января. Актёры выглядели на удивление свежими, будто все праздничные действа обошли их высокохудожественные души стороной, чего не скажешь о вашем покорном слуге. Своё тогдашнее состояние описывать не стану, оно знакомо каждому, кто хоть раз встречал Новый год правильно.  А кому не знакомо, то оставлю это упущение на их безгрешных душах. Одним словом, я представлял собой то ещё сокровище с острова собственного гедонизма. Сидели на балконе. Илья постоянно заставлял меня включаться в действие, несмотря на мои протесты и желание дезертировать во сне. Он то и дело спрашивал: «Пап, а Чёрный Пёс Пью правда слепой или притворяется? Я видел, как он в буфете пиво пил, когда ёлка была. Так он сдачу сам пересчитывал, никого на помощь не звал». Или ещё, например, такой детский вопрос: «Папа, а попугай у Сильвера настоящий или опилками набит? Если попугай у него настоящий, то, что он делает, когда какать захочет во время спектакля? Прямо на  сцене всё делает или в зал летит?» Тут и на трезвую голову тяжеловато отвечать. А на посленовогоднюю каково? На первый вопрос я пробурчал что-то невразумительное, но зато при ответе на второй нашёл поучительный пример. «Помнишь, Илья, как в цирке у слона приключился непредвиденный случай, иначе говоря, желудочный конфуз? Вот и с попугаем, наверное, так же будет. Только вместо клоунов с большой лопатой  уборщица с сачком придёт, а с балкона мы и убежать сможем, в случае воздушной тревоги», - ответ бесхитростный, но довольно толковый. По крайней мере, тогда я остался доволен собой.

Однако это всё в прошлом осталось. Теперь мы сидим с сыном во втором ряду партера и готовы ко всему. Илья немного волнуется, но виду не подаёт. На сцене огромный плакат «Театр профессора Воланда. Сеансы чёрной магии. Плата за вход – разум». Занавеса нет. И вот со всех дымовых установок повалил дым, зазвучала тревожная музыка, заработали лазерные стробоскопы. Действие началось. При входе добродушные контролёры уверяли меня, что у них такая зоркая охрана, что не оставит шансов для фотосъёмки, поскольку будет в соответствии с пожеланиями актёров вылавливать тех зрителей, которые начнут грешить несанкционированными режиссёром по спецэффектам вспышками. Хорошо, буду снимать без вспышки. Посмотрим, что получится. Действительно контролёры не обманули. Робкие попытки снять со вспышкой тут же пресекались, виновного тихонько уводили из зала и где-то там, в театральных застенках, проводили дознание и ставили в угол. До меня дело не дошло, я был изворотлив, как гадина морская в своём желании получить эксклюзивные кадры. Вообще говоря, не совсем эксклюзивные, поскольку в центральном проходе работал оператор городского телевидения. Но он мне не соперник. У него качество «скрин-шота» немного поменьше. А на сцене один за другим возникали всё новые  актёры (как пишет драматург в титуле пьесы «действующие лица в порядке появления»). Особенно колоритна была Наталья Магда в роли Гелы. Настоящая ведьма, без каких-либо натяжек. Бурное оживление в зале вызвало появление на сцене Ивана Бездомного (актёр Андрей Федорцов, Вася Рогов из сериала «Убойная сила»). Я раньше считал этого представителя театральных лицедеев каким-то несерьёзным, обыкновенным киношным пижоном, который «попал в струю» народной любви за свою необычную простоватую внешность. Но я ошибался. Актёр Федорцов – это настоящий актёр. Просто народ не часто ходит в театр, и поэтому означенный артист знаком телевизионным зрителям только одной гранью своей актёрской фактуры, в амплуа простака-везунчика. Блистал на сцене также и В.Мельник в роли кота Бегемота. Спецэффекты хорошо оттеняли драматичность действия. Одно плохо – от сильного дыма, который стелился в партере, у Ильи началась аллергия, о чём он и сообщил мне в антракте. Но спектакль мы досмотрели до конца и удовлетворённые поехали домой. Дорогой молчали, думая, каждый о своём. Я уже мысленно представлял себе, как вернусь «к станку» на родном предприятии, а о чём, думал сын, мне не известно. Я уезжал через четыре дня, но за это время случилось ещё одно любопытное событие. По местному телевидению объявили, что начались пробы массовки для съёмок фильма о Столыпине. Снимали в центре, рядом с торговыми рядами. Илья уговаривал меня поехать, но суета помешала. А какой бы из меня получился колоритный купчина, я думаю, говорить не стоит. Когда сын, вернувшись с занятий, рассказал мне, что стал свидетелем съёмок с гуляющими парочками начала 20-го века, городовыми, пролётками и отвратительными боевиками из партии эсеров, швыряющими взрывпакеты на радость зевакам, сердце моё ёкнуло. Я пожалел, что не стал героем эпизода. Возможно, мне бы доверили защитить Столыпина своим немалым купеческим весом или скушать в кадре печатный тульский пряник. Но уже ничего не вернёшь. Хотя. Как сказать… Империя пала, а я вот вернулся на северную её окраину.

 

VII.

НЕ ЖДАЛИ ИЛИ ФОНАРИКИ НАД АФУ

Погорельцы в режиме пожарных или спасение утопающих…

С чего обычно начинается возвращение к трудовой деятельности после длительного (и заслуженного в боях за коллективный договор!) отпуска? Правильно, начинается оно с постепенного привыканию к рабочему режиму, рабочему месту и, вообще, ко всему тому, о чём за время отдыха успел основательно забыть. В такие моменты хочется процитировать Пушкина. Помните – «О, сколько нам открытий чудных…» Обычно классическая формула срабатывает. Сработала и на этот раз. За время моего отсутствия предприятие в очередной раз успело поменять крышу, третий раз за год. Хорошо, что наученный горьким армейским (и не только армейским) опытом инженер технического отдела Ромка, не стал спешить с изменением огромной кипы всякого рода инструкций и руководящих документов в части, касающейся «шапочных» данных после того, как с первого июля нам изменили статус. Первая же модификация прошла с 1-го апреля и не была воспринята, как дурная шутка. Тогда очень лихо всё поменяли, а отдел кадров немедленно перезаключил трудовые договоры с сотрудниками. Перепечатали кучу бумаг, заменили печать, изменили формы отчётности. Еле к началу июля справились. А тут новая напасть – в разгар отпусков всё наново переделывай. Вот Ромка и «закосил», о чём теперь ничуть не жалеет – начало осени, когда всех цыплят решили сосчитать в столице по-новому и пометить соответственно. Вот бухгалтерии не позавидуешь. Им пришлось в полном объёме натерпеться от дурацких телодвижений наверху. Им, хочешь, не хочешь, реквизиты менять в обязаловку и все свои типовые бланки тоже. В связи с этими удивительными обстоятельствами теперь у них идёт четверной учёт по году по всем видам деятельности: с 1 января по 31 марта, с 1 апреля по 30 июня, с 1 июля по 31 августа и, соответственно, с 1 сентября и далее везде. Для чего это нужно, спросите вы? А для налоговой. Её же любопытно все модели предприятия проверить на предмет утайки, усушки и утруски налоговых отчислений в бюджет. У расчётчицы, которая зарплату начисляет, в ходу несколько баз данных. Одна за 1-ый квартал, одна за второй, ещё одна с 1 июля до наших дней и, наконец, полная – с начала года. Последняя нужна исключительно для того, чтобы справки выдавать физическим лицам, которые измыслят декларацию заполнить. Почему так странно, что сейчас работают с базой, которая 1 июля открыта? Так очень просто – 1 сентября только вывеску сменили и структуру, не задевающую финансовые потоки. Проще пареной репы, как оказалось. «Зря только народ перебаламутили», - сообщил генеральный на встрече с общественностью. А, собственно, никто и не волновался особо. У нас народ ко всему привычный, кондовый. Кержаки, да, и только. Одни день шахтёра объявили и забили на всё со специальным доплеровским прибором с Цейссовской насадкой вместо трудового энтузиазма, другие «косили» потихоньку, как Рома. В основном только финансисты и кадры подрывались на всякой ерунде, ходили хмурые и злобные, но человеческий облик тоже не теряли. Из таких людей арматуру нарезать, а не эксперименты по «крышеванию» ставить.

Итак, обнаружение «чудных открытий» встретило меня на пороге. Кроме вышеописанного события, всё остальное шло в штатном режиме. Вот-вот ожидались кратковременные комиссии к ОЗП с низкой облачностью и обильными осадками в душе и на бумаге. Аппаратура, послушная извечному кругообороту энтропических вихрей с годовым циклом, начинала ломаться и портиться на глазах изумлённой публики, как это обыкновенно случается накануне глобальных проверок.

Сначала просыпалось что-то из операционки NT4 на «Планете» в АРМе АДП. Нашли, подобрали, прикрутили на место. Следом начали дохнуть только что отремонтированные на заводе в Омске синтезаторы с КВ-приёмников типа «Сосна». Потом оказалось, что ещё и один многоканальный блок питания к «Сосне» же приказал долго жить. Одновременно, чуть-чуть погудев, «сдох» широкополосный антенный усилитель ШАУ-6. И, в дополнение ко всем неприятностям, оборвалось снижение на недавно заменённой опоре прямо в районе соединения с антенным полотном. Что самое странное, радиосвязь была. Природа немного расщедрилась, подарив нам спокойный магнитный фон (большая редкость для наших широт в это время года), при котором приёмники работают от куска контровки вместо антенны. Предстояли серьёзные дела. Главное – решить, с чего начинать. То ли техникой заниматься, то ли документы вылизывать для комиссии. Я выбрал первое, хотя, пока ещё мифические, проверяющие могли и не одобрить. Для них правильно исполненная бумажка – как фетиш, как овеществлённое доказательство инженерного труда, данное нам в ощущениях самого главного проверяющего.

Но самым первым делом нужно было привести в чувство радиотелефон Panasonic, который так обрадовался моему выходу на работу, что немедленно перестал работать. Взяли на складе новые аккумуляторы, заменили ими «упавшие» и поставили на зарядку. В тот день же прекрасно обошлись громкой связью. На следующее утро я попытался позвонить с трубки, но ничего из этого не вышло. База не могла обнаружить своё дитя. По всему выходила, что нужно произвести идентификацию. Только как, не понятно, поскольку аппарат достался нам на объект после долгой эксплуатации на РЦ. А там документация так просто не лежит, уходит сразу налево. Вызываю Салеева по громкой и говорю:

- Слушай, Славик, мы тут на Panasonic аккумулятор новый поставили, зарядили, как полагается, а эта дура трубчатая свою матку забыла. Паспорта нет. А ты не помнишь, как зарегить трубку на аппарате?

- А какой агрегат у вас?

- Так такой же, как и у вас в РЭМе…

- А ты сейчас откуда говоришь?

- С Panasonic-а своего, по громкой…

- Тогда слушай сюда, Рабинович. Трубу на базу верни, а я перезвоню. Вот и вся регистрация. Главное, чтобы труба на базе валялась…

- А как мне её положить? Толковище выключать?

- Это TALK что ли на трубе? Ну, ты Кирилл… Гаси, конечно. Она же у тебя пока беспризорная.

Звонок раздался буквально через секунду. Я ответил уже не с базы, а, как полагается, умному мальчику, подняв чудесную японскую штучку с антенной в стильном прорезиненном кожухе и затворив «толковище».

- Здравствуйте, это вас некто Салеев беспокоит, - сказал кто-то из трубки Славкиным голосом.

- Здравствуйте, Некто, - ответил я.

- Ну, ты Рабинович! – засмеялась трубка и залилась короткими гудками.

Коннект состоялся. Первый после отпуска. Что-то будет дальше. А дальше начались те самые чудеса тезауруса, о которых я уже упоминал выше. Тем, кто подзабыл этот зловещий термин, рекомендую обратиться к теории энтропии и незабвенным законам Мэрфи. Или к законам незабвенного Мэрфи? Как будет правильней, не знаете?

Теперь я представляю себя на месте пушкинской старухи, которая вздыхала над разбитым корытом. Но у неё выбора не была. Не было его и у нас, но над старухой не висела необходимость быстренько всё исправить в меру своего ума. Мы с Виталиком и Kin-Soft-ом  засуетились, замахали крылышками и, помолясь, приступили к реализации акции по внезапному и удачному ремонту.

Противный коротковолновый широкополосный усилитель ШАУ-6 изнутри представлял собой чудеса прогресса эпохи развитого социализма. Наш ШАУ – ещё Иосифа Виссарионовича застал в добром здравии. А если серьёзно говорить, то Никиту Сергеевича эта железяка вполне должна помнить – в аккурат, в год её рождения Леонид Ильич подсуетился со товарищи, да отпуск-то г-ну Хрущёву и испортил самым неделикатным манером. А, уж, когда Ильич II в застойное «застолье» сам по уши вляпался, тогда наш шалунишка ШАУ все КВ-каналы с одного фидера усиливал до звона в ушах и дрожи в коленях. Потом поостыл немного, прощай молодость (!), и больше меры ничего не усиливал. Работал себе на «мизерах, то есть в пределах маркера «режим» на стрелочном индикаторе, но по левой минимальной кромке. А тут вдруг взял и перестал попадать в ногу со временем. Потроха антенного усилителя представляли собой не очень приятное зрелище. Когда-то давно мы удалили из него хирургическими средствами (паяльником и пассатижами) позвоночный столб входного дросселя. Имплантировать новый орган не удалось в связи с отсутствием подходящего донора. С тех пор ШАУ не любил отключений, испытывая непреодолимый ужас перед переходными процессами. А ещё раньше в нём поменяли много других замечательных запчастей. Методом научного тыка, принципиальной схемы от другого устройства (родная была давно утрачена в годы разгула антиалкогольной борьбы) и инженерной интуиции, Виталий обнаружил три сгоревших транзистора и две подозрительно тёмных ёмкости. Он перепаял трёхногие электронные приборы, и мы подключились к сети питания.

 - Смотри, смотри, - радостно закричал Виталий, - горит! Красиво горит, зараза! Как бумага почти!» Это было сродни папуасскому кличу победы, когда дикарям удавалось развести огонь после недельных трудодней (в очередь и в охотку) по перетиранию сухих палочек на сандаловом дереве. Откуда я взял, что огонь добывают из сандалового дерева? Да, ниоткуда. Просто в голову пришло. Но, согласитесь, это значительно лучше, чем волосатую пальмину мусолить. Всё равно, что ласкать неэпилированную самку орангутанга. Горели подозрительные ёмкости с нежным потрескиванием, наполняя кабинет ароматом копчёной электроники. Суду всё ясно! Мастер не мог промахнуться. Замена сгоревших емкостей заняла совсем немного времени, и вот уже наши милые радиооператорши могут свободно общаться с миром по КВ-связи без напряжения слуха и голосовых связок. С почином! «Починим» и «с почином» - не правда ли, есть что-то волшебное в этом сочетании? Хотя правильно по-русски употреблять слова «ремонт» и «ремонтировать», но есть в слове «чинить» совершенно непередаваемое чувство восторга и таинственности от процесса. Не зря же я в детстве называл все инструменты «чини». Оттуда, из детства, всё и начинается.

Следом отремонтировали блок питания и заставили работать непослушный синтезатор. Не следует думать, что всё это проходило мгновенно. И заняло даже не один день. Просто теперь с постоянно вырастающей насыпи полученного опыта так всё приятно выглядит. Когда мы закончили копаться с неисправностями, был вечер. Вечер очередного рабочего дня. Над находящимся неподалёку (в здании бывшей столовой для лётного состава, где когда-то, в пору моего отрочества, оленевод закусывал водку сырой олениной) ночным клубом дым дыбился неравномерно нагруженным коромыслом. У клуба было стильное нынче название «Плазма», однако народ прозвал его «Клизма». И было за что. Такое неблагозвучное прозвище ночное заведение получило, поскольку в нём молодёжь привыкла не только танцевать до упаду под «кислотный дождь», но и регулярно делать себе пивные клизмы перорально. Взглянули мы с Виталием на эту неприглядную картину с высоты своего возраста и пошли в обычный пивняк по фамилии «Бистро», где неплохо поправились «Пенной коллекцией». Успех закрепили неподалёку, освоив по «соточке» продукта, более отягощённого градусом, и разошлись по домам. На этом первая часть эпопеи с «корытом» от пушкинской старухи завершилась, а жизнь на предприятии продолжала бить ключом по одному месту, предназначенному не только для внутримышечных инъекций.

 

Фонарщик в зачётном режиме

Ещё одна интересная новость, которая ожидала меня в родных пенатах, это то, что Ваня, руководитель службы ЭСТОП авиапредприятия, перевёлся к нам в РЭМ. Перевёлся обычным техником, но зато получил выигрыш в зарплате почти в два раза. К этому перемещению дело давно шло, но Ваня всё за предприятие переживал, хотел, как лучше. Таких, как он, патриотов в авиапредприятии остаётся всё меньше благодаря мудрому руководству облачённых властью самодовольных бездарей, которые влёгкую разваливают производственную базу. Её создавали десятилетиями люди, ни чета этим пластилиновым Наполеонам. И в числе основателей – мой отец, который был самым первым инженером в аэропорту Печоры, дипломированным инженером, приехав туда в 1957 году по распределению. Оттого и обидно.

Ваню пытались отговорить от «необдуманного и легкомысленного шага» члены комиссии, которая в срочно порядке прибыла из Сыктывкара с туманной целью «не допустить поругания и надругания в свете судьбоносных решений». Они ходили вокруг Вани кругами и рассказывали, как славно получать мало денег за ответственную работу, да, ещё когда численность электромехаников по штатному расписанию ниже нормативной на 60%. Комиссия дула во все соблазняющие инструменты, особенно нажимая на то, что Ваня не должен посрамить династию, его отец… Дальше, надеюсь, понятно. Ваня отстрелялся от комиссии всеми доступными средствами, включая противотанковое оружие специального применения. В конце концов, от него отстали, подписав все акты передачи основных средств и их технического состояния. Ваня ходил счастливый на этом перепутье, когда с одного места уже ушёл, а на другое ещё не пришёл. «Мне теперь всё равно, могу даже пьяным по ВПП пройтись. Не уволят. Наоборот, отмажут с радостью», - говорил чуть выпивший Ваня у нас на объекте.

- Пошёл, типа, погулять по росе?… - Не расслышал слова друга Kin-Soft.

- Кого-кого ты поросём назвал? – Не понял огорчённый Ваня.

Прошло несколько дней. Ваня уже вовсю осваивался на новом месте, и я отправился его проведать в наше административно-производственное здание. Первым, кого я там увидел, оказался водитель «фермера» (так значилось по бухгалтерским документам название его УАЗика-«батона»). Поздоровались.

- Ты сегодня на коне? – Спросил я, имея в виду машину.

- Нет, я с сегодняшнего дня в яме.

- Как низко ты пал!

- И не говори-ка, почище Икара после посещения МММ.

Когда я зашёл в РЭМ следом за мной туда ворвался ещё один водитель по имени Володя. Он принёс с собой какой-то мало приглядный пружинный агрегат, напоминающий собой сильно запущенную лампу Аладдина на  бензиновой тяге. Он обратился к Салееву, возможно ли припаять к этому вместилищу джинна отвалившийся провод с пружиной. «А то!» - ответствовал занятый самосозерцанием Славик. Володя удивился:

- Но провод, смотри, какой толстый… Может, не получится?

- Жало у паяльника не тоньше, - Славик внушал такую уверенность своим видом пожившего интеллигента, мало того, не только пожившего, но щупавшего своими руками много таких предметов, которые никому и не пришло бы в голову пощупать, что Володе сразу расхотелось сомневаться. А Салеев продолжил свою мысль: «Шоркнем за милую душу твой провод, только в тепле нужно паять».

- Нет, я в боксе буду… - возразил Володя, хоть в этой малости, так ему казалось, стараясь остаться при своём мнении. Есть такой тип людей, которые чувствуют себя ущемлёнными, когда учатся чему-то от других. Им нужна безусловная и немедленная компенсация душевных переживаний.

- Что ж, в добрый путь, маэстро Рабинович! Всё равно весь воздух в боксе одним паяльником не согреешь…

Закончилось всё тем, что через два дня Салеев запаял злополучный провод, толщиной с мизинец, на своём рабочем месте. Какие попытки до этого предпринимал упрямый Володя, никто не знает, но матерился он крепко. Даже руководитель полётов на втором этаже немного занервничал.

Заскочил я в административное здание ещё и затем, чтобы документы кой-какие в бухгалтерии подписать. В коридор вышел Салеев, который предложил пойти отравиться табачными палочками. «Сначала отравлю бухгалтерию своим присутствием, потом посмотрим», - рассеянно ответил я. Но когда я зашёл за Славиком в РЭМ, планы наши немного изменились. «Время пить «херши»!» - сказал Салеев и налил воды в чайник.

В РЭМе шёл зачёт. Проверяли знания Вани для возможности применить свои кондиции на новом рабочем месте. Одновременно с этим плотник перфоратором насверливал отверстия в стене. Готовили проход в новое складское помещение. Перфоратор визжал и яростно напрягался, не желая отдавать назад отбойное сверло. «Кто последний раз кнопку в этом агрегате ремонтировал? – Взывал плотник Саша к Богу связи и его представителям на расстреливаемом перфоратором объекте. – Обратный ход ни черта не тянет. Этак, я вам здесь до вечера тарахтеть буду». Потом Саша немного остыл, в отличие от перфоратора и пришёл к комиссии пить чай. Ваня вытер пот с большого умного лба и вздохнул облегчённо – ведущий инженер объекта выводил отметки о его невероятно запутанных знаниях по нюансам метрологии. Действительно, было чему поразиться. Попробуйте сами в навалах технологического мусора отыскать и идентифицировать приборы, которые: поверены и служат для предъявления разнообразным комиссиям, но для работы совершенно негодны; приборы, которые исправны, но не поверены и, наконец, измерительную аппаратуру, которая якобы находится на ответственном хранении,  поверять её очень дорого, но пользоваться можно… в случае крайней нужды. Да, забыл ещё большую группу приборов, коие списать нет возможности (не дают сингапурские сатрапы-начальники), а измерить с их помощью можно только, разве что, расстояние «отсюда и до обеда».

Пока Ивану приходилось изо всех сил вспоминать руководящие документы и их классовую принадлежность, Салеев поставил греться чайник и завёл со мной разговор о разных природных катаклизмах. Это он так к выходу на антенное поле себя предварял, и меня к предстоящим трудностям заодно готовил или что-то вроде того. «Значит так, кавалер Иванов, - глаза Славика излучали отеческое тепло, - случилась сия оказия в городе Новосибирском весной 1969 года, я там учился. И не пялься на меня так голубыми брызгами – это ещё до призыва было. Ну, правильно ты понял – первый блин у меня плохо слепился. Ульяновский политех попозже уже был, после армии, когда я набрался ума-разума у достойных людей. И что за моду взял перебивать? Сиди и слушай, как мышка. Дядька травить станет. В году 1969-ом, как и во все прочие краснознамённые времена, наступила праздничная дата. Да, точно – 1 Мая, как сейчас помню. Денёк радовал так, что я сразу из штанов выпал, влез в шорты и в сандалиях на босу ногу пошкандыбал на демонстрацию, сам же помнишь, как студиозов туда силком волокли, вплоть до отчисления. Не помнишь? Ах, у вас вообще было строем принято? И в форме? Вот тебе на, а я уже, было, подумал, что ты совсем мало горя видел. Что, говоришь, что шорты в СССР ещё не придумали? Не знаю, как в остальном государстве, а в Новосибирске точно придумали. Я сам и придумал. И зря не веришь. Не такие, конечно, как сейчас молодёжь носит. Нет-нет. У нынешних шорт такая мотня болтается, что туда можно килограммов пять огурцов припрятать, а у моих по-другому, там только один помещался… с трудом. Да какие, там Бермуды! Ах, если от слова «мотня», тогда оно конечно. Пусть будут берМУДЫ, раз тебе так хочется. А про свои эти самые шортовы Бермуды я тебе так скажу – они у меня из старого трико были сделаны. Резинки снизу обрезал почти до колена. Чем не Версаче? Ну, да ладно. Приезжаю к месту сбора. Народ всё на меня в троллейбусе косился, пока я старушкой с авоськой срамные свои ноги не прикрыл. Хоть и жарко на улице, а раздеваться, как я, ещё никто особо не рисковал. Просто мода до Новосибирска поздно доходит, а в те времена и подавно. Но ничего, доехал вполне мирно, без драки. Построились мы в колонны всем студенческим миром и к трибунам под музыку двинулись. Мир! Труд! Май! И все полагающиеся почести ЧК КПСС. Куратор наш, как только меня увидел, сразу плакатом загородил, который во весь мой рост рассказывал миру о кривой посещаемости общественных наук. Она почти уже распрямилась, достигнув отметки 99,9%. Ещё на плакате были изображены отличник с отличницей, взявшиеся за руки в припадке уже не вполне контролируемого ленинизма. Иду я с этим выдающимся во все стороны образчиком победившего социалистического благолепия, жизни радуюсь. Кругом ребята из группы. Песни под гитару поют, портвешком балуются в полутайне. Как-как? Сам что ли не понял? Это когда преподы знают, что ты пить будешь, но делают вид, что не знают об этом. А ты делаешь вид, что прячешь стакан и бутылку. И всем хорошо и привольно. Шарики, кумач, здравицы в честь живых и усопших вождей. Душа радуется. Одно неважно – из-за плаката почти ни хрена не видать. Только ноги впереди идущих и неба кусочек пронзительной, как «синий экран смерти» на 2000-ой винде, сини. Подошли к Оперному театру. Я взгляд с привлекательных женских лодыжек, что мне прямо по курсу показывали, перевёл на купол театра. Почувствовал, вроде, что темно становится ни с того ни с сего. Как поздним вечером, в общем. Глянул вверх и обомлел, как дамочка экзальтированная от звуков военного духового оркестра. Из-за оперного театра выползала абсолютно чёрная туча, я таких в своей жизни не видел. Народ, который внимание, как и я, в атмосферу обратил, почувствовал недоброе. А остальным всё пока замечательным и праздничным кажется. Но всё как-то стремительно случилось. Так, что я даже понять ничего не успел или слова, какого сказать соседям по колонне. Солнце с неба, будто корова языком слизала, ветер жуткий поднялся, и повалил снег. Представляешь? Не такой снег, какой обычно случается в периоды осенних междувластий. Нет, самый настоящий снегопад, как зимой бывает. Причём такой обильный и густой, что весь транспорт встал разом. Снега за полчаса по колено навалило. Тут не до демонстрации, до дому бы добраться поскорей. Я же в своих чудо-шортах и сандаликах на босу ногу. Бросил плакат в первый же образовавшийся сугроб и полез на тропу выбираться. Какое там, ещё не натоптали тропу-то. По целине шурую, как эскимос с похмелья. Мне и на троллейбусе не ближний свет добираться в свой Кировский район на другом берегу Оби, а тут такое потрясение для молодого парня. Весь Коммунальный мост, кажется, тогда он так назывался, был парализован. Транспорт стоял на протяжении всей его длины. Гремят клаксоны, воют сирены. А посередине я, притаптывая голой пяткой снег к асфальту. Если бы в этот момент там оказалась съёмочная группа из Голливуда, то им бы удалось снять лучший эпизод из фильма о России со мной в главной роли. А в роли белого медведя – Лоуренс Оливье, в крайнем случае, Фрэнк Синатра. Не помню, сколько шёл, но когда добрался до частного домика,  где комнату снимал, транспорт ещё не курсировал, хотя смеркаться начинало. Ну, хорошо, согласен, не мог я так долго идти, чтобы сумерки наступили. Выходит, это у меня в глазах всё помутилось. Так или иначе, добрёл я до заветной калитки и на крыльцо упал в своём гениальном изобретении от кутюр. Хозяйка моя, тётя Паша, дверь открыла и запричитала с белорусско-кубанским акцентом, который приобрела в процессе ассимиляции от двух первых своих мужей: «Славка, бес! Да, ты зовсим змерз ли чё ли, али ещё живой, байстрюк неразумный? Ну хто ж в мае в трусах босиком гуляет? У нас тут такая метилогия, шо ни адному прогнозу верить никак нэвозможна. У Сибири живом, Славка, эта тебе не в Новочеркасске на рынок сбегать. Ой, да у табя ж усе ноги, хлопец, белые, як смятана. Давай быстро у койку. Буду тебя лячить по-народному».  Тётя Паша растёрла меня крепчайшим самогоном торговой марки «первач», завернула в три одеяла и напоила крутым кипятком с калиной и мёдом. После этого я спал почти сутки. Не заболел. Даже не кашлянул ни разу. К чему это тебе рассказал, спрашиваешь? А к тому, что сандалии свои спрячь подальше, когда на антенну пойдём (прозвучало с не меньшим пафосом, чем «когда на Мамая пойдём»). Не спирт же на тебя, стервеца, потом изводить. План его регламентного использования давно в моей творческой лаборатории учтён, утверждён и активированным углем загашен». При последних словах Славик хитро улыбнулся, и его повлекло на звук клокочущей в чайнике воды. Я не стал с ним спорить, что на РЭМовский спирт посягать и не думал. У меня свой стоит в книжном шкафу со зловещей надписью «Яд органический СТРОГО!» А что связано со словом «строго» у меня иногда допытываются дотошные проверяющие. Я объясняю, что дальше должно было быть написано: «…запрещается употреблять в сыром виде», но, как на грех, этикетка вздумала закончиться. А я бы и дальше продолжил, так примерно: «… перед употреблением согреть человеческим теплом до готовности». Вот так, пожалуй, будет и полно, и всеобъемлюще. И ружьё из сандального арсенала Антон Палыча пальнуло, а вы и не заметили.

Салеев заварил знатный чаёк под названием «татарский чефиръ дружба». При этом он рассказывал своё понимание процесса, которое приобрёл от тёти Паши, той самой квартирной хозяйки из Новосибирска. Тётя Паша научила Салеева на всю жизнь, что с водой всегда нужно обходиться осторожно. Нельзя желать кому-то зла, когда наливаешь что-то текучее на основе воды. «Вада усё помнит. – Говорила Славке тётя Паша. – Она табе потом твои мысли дурные вернёт с лихвой. Не знаю почему. Нэ гаварил мне никто. Сама догадалась… Голос мне был. Ты, Славка, всегда добра людям желай, когда будешь чайник ставить на огонь, из бутылочки разлив вести, или чем другим угощать. Верно тебе гавару, как Бог свят. А больше ничего не спрашивай, всо тебе и так сказала». Не потому ли я так люблю чай, заваренный Салеевым?

Народ блаженствовал и вёл непринуждённые беседы о том, как поспособней завалить кусок стены для дверного проёма, чтобы не очень потревожить нелёгкий сон диспетчеров на втором этаже. Уже прибегал Безопасный (инженер по ОТ и ТБ) вместе с руководителем полётов и строго указал на неуместность шумовых эффектов в произвольном отрезке временного фактора, когда на эшелоне французы. Значит, не спят диспетчера «наверху» (и в прямом и переносном смысле), дело посерьёзней выходит. Французы на эшелоне пополам с долблением стены – как стихийное бедствие. Английский у экипажей «Air France», по крайней мере, у тех, которые в Азию по северам сквозят, и так оставляет желать, а тут такие коллизии – понять ничего невозможно. Слово «перфоратор» натолкнуло Салеева на одно чудное воспоминание. «Когда я работал в «Геотехнологии», - сказал он, отхлебнув крепкого чаю с ароматной ананасной карамелью вприкуску, - там у нас использовали перфорационные шнуры. С виду шнур, как шнур – ничего особенного. Гнётся наподобие куска кабеля без оплётки, легко, в общем. Обматываешь вокруг бурильной трубы петельку, вставляешь запал-детонатор, не забывая поднести к нему спичку, и, главное, вовремя залечь. Режет трубу ровнёхонько, как нож режет охлаждённое, но не замороженное масло. Милое дело». «Так можно же было…» - начал, было, Ваня, но, взглянув на Славика, осёкся. Салеев чуть не подпрыгнул: «Как же, держи карман! Так и утащишь… Ты бы ещё про гексагеновые таблетки вспомнил. Они у нас также в ходу были. Видел один раз, как эту таблетку рвали. Хватило на всю жизнь. Достаточно одной таблетки, как в кино!» Ваня думал недолго. Мозг, разгруженный от необходимости соображать что-то про неподдающиеся учёту приборы, сработал мгновенно. «Так ты бы к этому времени уже вышел… Чего переживаешь? А нам такой шнур с детонатором сейчас, ой, бы как пригодился». Салеев провалился внутрь своих очков с неподъёмной диоптрией и только кокетливо покрякивал от смеха, как юный селезень на выданье. До «Рабиновича» в этот раз дело не дошло, потому что в РЭМ заглянул молодой капитан из военного сектора, которого Славик называет «наивным албанским юношей». Заглянул и спросил: «Где тут у вас пишущий Лазарь? Мне концерт переписать нужно». Салеев сдержал первый, плохо контролируемый, порыв и объяснил: «Насчёт Лазаря не к нам, это к батюшке. А лучше всего к Спасителю, его ж прежде воскресить нужно, Лазаря твоего». «Албанец» обиделся секунд на пять, а потом тоже посмеялся от души вместе со всеми. Ему вообще нравилось смеяться за компанию. Общительные у нас на севере «албанцы».

Следом за этим вспомнили старый анекдот про солдата, который просился на ночлег. Там дело так обстояло. Зашёл солдатик в крайнюю хату в деревне. Так, мол, и так, пустите переночевать служивого. Его спрашивают: «А ты умеешь в бУхалки играть?» Солдат честно признался, что нет, не умеет, дескать. Его и не пустили. В дальнейшем история повторялась до тех пор, пока дома в деревне не кончились. В последней хате служивый решил-таки слукавить про бУхалки. Спать-то хочется. Хозяева, старик со старухой, приветили парня, накормили его гороховым супом и спать отправили на печку. Погасили керосиновую лампу и засопели всей компанией. Внезапно старуха издала характерный звук, который немцы не стесняются произносить желудочно-кишечным трактом и за столом даже в приличном обществе. «Захожу с валета», - сообщила она. Старик немедленно отреагировал в басовом диапазоне. «Покрыл дамой, - доложил он и продолжил, - твоя очередь, служивый». После того, как солдат сделал свой ход, вылетели стёкла в окнах, и покосилась печная труба. Старуха завопила в сторону супруга: «Ты что, старый дурень, не предупредил, что в нашем доме с козырей заходить нельзя?!»

Что было дальше? Плотнику Саше предложили зайти к проблемной стене с обратной стороны и ЗАЙТИ с козырей. Опять же, и перфоратор целее будет. И, вроде, все взрослые люди. С ума можно сойти с ними. Я начал откланиваться. Тогда ведущий инженер РЭМа спросил: «А чего приходил-то?» Ответа моего он не дождался и сам себе пояснил выдержкой из ещё одного анекдота: «Вчера тоже милый завалился, три раза снасильничал… И чего приходил, так я и не поняла, может, сказать чего хотел?» Не думаю, что всякая добропорядочная тёща отдала бы своё дитя в руки отъявленных великовозрастных балбесов, как мы, но безопасность полётов с такими людьми всегда будет на высоте, смею вас уверить. А вот любители «усилить, углУбить, произвести повторное изучение инструкций, высОко повысить» у меня почему-то не вызывают доверия. А фонарики над АФУ мы повесим, раз Ваня теперь с нами. АФУительные фонарики.

VIII.

СЕМЬ АФУ-НТОВ ЛИХА ИЛИ КОГДА ОН УПАДЁТ?

Вступило

И вот все, не терпящие отлагательств дела, завершены. Теперь пора было идти на антенное поле. Там терпеливо ожидали нашего ласкового человеческого вмешательства антенные полотна и примкнувшие к ним снижения. И всё это трепыхающееся на сильном ветру удовольствие называется по нашему, по научному, АФУ – антенно-фидерное устройство. Сама коротковолновая антенна, натянутая между двух мачт с экзотическим названием «Чинара», состоит из двух полотен и называется ВГД-2, вибратор горизонтальный дипольный. Цифра два означает как раз то, что наличествуют два полотна, а про вибратор ничего не скажу – вы и без меня сможете придумать массу шуток про это эротичное устройство. В месте схождения полотен имеется снижение в виде лесенки со ступеньками-изоляторами, которое крепится к опоре, стоящей на земле. Мачт у нас в хозяйстве три, а, следовательно, антенн и снижений ровным счётом два. По-моему, это так утомительно, что кое-кто уже начал зевать. Лучше продолжу повествование.

Пошли «на дело» вчетвером. Вообще говоря, можно было справиться, и двоим, но, с учётом моего притаившегося в глубинах позвоночника хондроза, меня в качестве тягловой рабочей силы особенно не используешь. Хотя, конечно же, не тягловой, а крутящей, ибо опускать антенные полотна до земли с 30-ти метровой высоты – увлекательное занятие, заключающееся в том, чтобы методично крутить лебёдки, по одной на каждой мачте. Ещё более увлекательное мероприятие – подъём антенных полотен при помощи тех же лебёдок. Отличие одно – приходиться крутить с перекурами, иначе не хватает дыхалки, силы в руках и простого терпения: подъём антенны на 1 метр сопряжён с многократным поворотом ручки на барабане. Третий человек необходим для того, чтобы регулировать процесс сматывания-разматывания снижения. Перепутать очень просто, когда работаешь вдвоём. Так что обоснованность третьего налицо. К чему же тогда четвёртый? А за компанию, чтоб веселей работалось, чтобы инструмент подать, подержать стремянку и просто подбодрить незлой инженерной шуткой.

Перво-наперво опустили те полотна, с которых летающая корова оборвала снижения своею неразумной толстомясостью, во исполнение закона всемирного тяготения. Виталик забрался на стремянку и начал осматривать место обрыва. Кстати, а стремянку с подачи моего сына мы называем «шухерка». Стоять на стрёме – примерно то же самое, что и «стоять на шухере». Теперь понятно, надеюсь. Итак, на шухере был Беляев, а внизу стояли мы со Славиком Салеевым и Ромкой. Начинался мерзкий дождик, переходящий временами в не менее мерзкий снегопад. Но разве можно заскучать, когда на кубический (с учётом висящего над землёй Виталика) метр воздушного пространства приходится целых четыре весёлых технаря, не обременённых указаниями начальственного перста? Мы и не скучали. Виталик мечтательно осмотрел медный тросик, которым предстояло прикрутить «лесенку» снижения к антенне и вспомнил аэрофлотовскую байку. Нет, даже не байку, а правдивый рассказ одного лётчика испытателя, который был опубликован в центральной прессе. Возьму на себя труд пересказать её вам. Только не придирайтесь слишком уж строго, памятуя о том, что это всего лишь компиляция с первой производной. Автору статьи из неустановленного мной источника – гран мерси, а также извинения за некоторую вольность изложения.

 

Главная у лётчика мечта…

А историю Виталик рассказал насколько удивительную, настолько же и обыденную. Произошло это в начале 90-ых годов. В Соединённых Штатах не Мексики, а её северного соседа, проводился некий авиационный салон, а, может быть, и какой иной аэрокосмический праздник.. Точно назвать город не берусь, поскольку не очень хорошо знаком с экономической географией США, в отличие от американских школьников, которым перечислить сотню промышленных центров Европы, что мёду лизнуть в охотку. Могу, конечно, предположить, что где-то в районе Далласа дело происходило, на базе учебного центра авиакомпании «American airlines». Авиасалон авиасалоном, а в свободное время всем участникам – занятия по интересам. В делегацию России каким-то чудесным образом попали двое или трое лётчиков-испытателей. То ли у чиновников от авиации приключились более срочные дела, то ли премьер только недавно в очередной раз сменился и демократизм демонстрировал повсеместно. Не известно. Но только,  и что самое интересное, один из этих лётчиков, назовём его Михалыч, был пенсионного (довольно молодого для испытателей) возраста, и, мало того, списан был из действующих за свой неуживчивый характер. Уж, его-то появление в делегации можно точно отнести к проказам Фортуны. Проще говоря, ни в какие рамки такой расклад новорусской эпохи не вписывается. Но это всё словеса, не более. Вернёмся к действию.

Российским испытателям пришлось по душе предложение организаторов полетать в учебном центре на тренажёрах. Ну, не совсем-таки, полетать, экскурсия, в общем, сначала. А дальше – как кривая американского маловероятного разгильдяйства вывезет. Авиационный учебный центр в Далласе (а, может, и Калифорнии), нужно отметить, высочайшего технического уровня. На некоторые виды авиационной техники использовалась такая совершенная тренажёрная аппаратура, что пилотские удостоверения местные курсанты, или, может быть, кадеты (так у американцев принято) получали, так ни разу и, не совершив полёт на реальной матчасти. По крайней мере, об этом было написано в рекламном буклете, который наши испытатели полистали накануне посещения центра в гостиничном номере на сон грядущий.

Впечатления от увиденного в центре превзошли все самые смелые ожидания. Чистота, порядок, кондиционированный воздух высшей степени комфортности. Хозяева видят, какой эффект на лицах лётчиков из отсталой «Раши» и предлагают полетать на любом приглянувшемся тренажёре. Для второсортных лётчиков из третьесортной страны, вроде как, не жалко. Какой же авиационный фанатик (а только такие и работают испытателями) откажет себе в удовольствии попробовать свои таланты на новой технике, пусть даже и в тренажёрном варианте. Действующие лётчики выбрали себе что-то современное, полетали после небольшого ликбеза о назначении приборов и рычагов управления, посадили самолёт, дав лёгкого «козла» (всё-таки впервые на этом виде, не обессудьте), и успокоились. А вот Михалыч подбирал себе «напарника» долго, как цыган лошадь на ярмарке сватает. Всё ходил по просторному ангару, будто прицениваясь, пока не остановил свой взгляд на довольно не новом двухмоторном «бомбере». «Что ж, - сказал старый ас, - ничего жеребчик! Сейчас я его обуздать попробую». Внимательно выслушав инструктора тренажёра, прибегнув к помощи переводчика, Михалыч уселся в кресло командира и произвёл пробный взлёт. Вслед за этим, оставшись собой недовольным, он попробовал управляемость машиной в наборе высоты и при полёте на эшелоне. Посадку, к удивлению, инструктора произвёл уже очень уверенно. Будто взлетал не Михалыч, а какой-то новичок, но затем уступил левое командирское кресло мастеру. Испытатель не удовлетворился своим полётом. Он попросил вторую попытку и теперь летал уже, как «у себя на огороде» (была у Михалыча такая присказка). Остальные члены делегации терпеливо ждали, пока старый мастер-пилот, «не наиграется». Думается, зря они замыслили успеть посетить бар с целью потратить командировочные доллары ещё до ужина. Когда Михалыч посадил «бомбер» в четвёртый раз, он отважился попросить инструктора ввести какую-нибудь неисправность. Лётный час на тренажёре стоит дорого, хоть и не столько, как на реальном самолёте, но всё же. Однако кодекс гостеприимного хозяина не давал инструктору прервать развлечение старого испытателя внезапно. Он призрачно намекнул переводчику на «ласт тайм», а сам приготовился потерпеть ещё пару попыток, зная приставучесть и азарт «этих русских». Михалыч, который овладел техникой пилотирования двухмоторной «коломбины» также легко, как когда-то, будучи молодым лейтенантом, овладевал всеми представительницами женского пола, которым посчастливилось служить или работать в воинской части №NN, успешно справился с введённой неисправностью. И, будто не поняв переводчика о последнем разе, и не думал выходить из-за штурвала. «Another неисправность» инструктор вводил, скрепя сердцем. «Всё, хватит. Это уже переходит все разумные границы. – Думал он. – Последняя попытка, и аэродром закрывается». Но то, что случилось после очередной посадки, смяло все благопристойные мысли американского авиационного клерка. Михалыч попросил ввести «полный отказ одного из двигателей» перед посадкой. Инструктор, вежливо плюясь английскими словами, объяснил, что «данный тип самолёта не может приземлиться на одном двигателе В ПРИНЦИПЕ», и не пора ли вам, дескать, гражданин «рашн кэптэн», «гоу нахрен, плиз». Михалыч обиделся: «Чё запереживал, чертила нерусский? Боишься, что сяду, а тебе слабО? Давай, заводи свою шарманку, к ядреней маме… и – от винта!» Инструктор махнул рукой, мол, пусть бьётся дурак упрямый. Старый испытатель с трудом вывел машину к торцу ВПП, удерживая штурвалом неумолимо нарастающую болтанку с односторонним креном. Ещё бы чуть-чуть… Но не хватило высоты. Инструктор смотрел с видом: «Ну, что, убедился? Нельзя посадить на одном движке. Не-льзя! Импосибл!» Смотреть-то смотрел, но уже не так уверенно, как прежде. Это примерно так же, как если бы на глазах заядлого игрока шарик на рулетке раскололся и выпал одновременно на два номера. Поэтому не было ничего удивительного, когда вторая попытка посадить «бомбер» на одном двигателе прошла без предварительного скандала и, мало того, успешно. В этот раз Михалыч был на высоте. Он отогнал «коломбину» на стоянку и, вытерев пот со лба, закурил беломорину. Курить в тренажёрном центре, разумеется, нельзя, но никто Михалычу не возражал, замечаний не делал. У персонала руки были заняты продолжительными аплодисментами, временами переходящими в реактивную авиацию. Михалыч скромно сделал две затяжки, загасил окурок заскорузлыми мозолистыми пальцами и аккуратно положил его во внезапно возникшую перед ним пепельницу.  «Ишь, заразы, как расшаркались», - констатировал увлечённый дуэлью с аэродинамикой аппарата тяжелее воздуха старый испытатель. Он, честно говоря, был готов засунуть окурок в карман единственного костюма, если бы не эта оказия. Но костюм свой бостоновый, сшитый лет 15 назад одним разворотистым евреем по сходной цене, Михалычу ничуть не было жалко. Нет, не в престиже Родины дело. Просто характер такой у человека. Ещё в детстве не могли его остановить, когда  с бычком силой тягался. Нет, не с сигаретным, с настоящим. Дурость, казалось бы, но характер испытателя тогда состоялся. «Слышь, парень, - обратился он к переводчику, - скажи этому мистеру, пусть сразу двигатель гасит. Я на одном взлетать буду». Инструктор не поверил собственным ушам, всё время повторял что-то про «крэйзи рашн пайлот», но, тем не менее, просьбу Михалыча выполнил после того, как ветеран объяснил ему конструктивное расположение интимных мест самого «бомбера», его двигателей, элеронов, триммеров и всех дюймовых размеров вместе взятых. К моменту взлёта вокруг тренажёра с Михалычем собрались все, кто наличествовал в тренажёрном центре. Тишина стояла гробовая. Ветеран поплевал на руки, снял пиджак и галстук, перекрестился и порулил на ВПП. К моменту, когда «бомбер», припадая на один бок и почти натурально попёрдывая, поднялся чуть выше приводного маяка, а затем медленно, но уверенно, стал выходить на эшелон, дверь в ангар распахнулась, и на пороге возник импозантный представительный мужчина довольно преклонного возраста с седыми бакенбардами, украшающими идеальную форму роскошного черепа. Он был слегка приголублен духовным параличом и антисоветским маразмом. «Дженерал, дженерал…» - зашептались штатовцы. Как оказалось, это был генеральный конструктор «бомбера», который так безуспешно пытался разложить на запчасти Михалыч. Его пригласили срочно приехать, чтобы собственными глазами взглянуть на метафизическое чудо. Действительно, по результатам расчётов и эмпирических данных из аэродинамической трубы получалось, что самолёт не мог не только сесть с одним исправным двигателем, но и, тем более, взлететь. Михалыч продемонстрировал пойманный кураж в режиме «взлёт-посадка» «на бис», после чего конструктор увёл его куда-то в недра центра, уговаривать русского аса стать инструктором-испытателем при его КБ. Представителям доблестных органов, которые тогда всё ещё несли свою невидимую службу на благо Отечеству, правда, уже не так яро и нагло, ничего не оставалось делать, как пойти и надраться отвратительным первоклассным виски «Джонни Уокер» в предвкушении увольнения. Но увольнения не последовало, поскольку руководитель делегации проявил чудеса изобретательности в восстановлении Михалыча на лётно-испытательной должности. За полчаса управился. Без «мобильника», между прочим. Где Москва, а где Даллас? Вот это оперативность! А вы говорите – лётчик от Бога. Да, у нас таких, знаете сколько? Вот, а я не скажу. И что нынче с тем конструктором, и где теперь Михалыч, мне неведомо, а ведомо мне одно – гениальность в профессии всегда сильнее математики, а душу лётчика не заменит никакая аэродинамическая труба. И быть посему!

 

А колокольчики-бубенчики «ду-ду»…

История Михалыча произвела на нас нужное впечатление. Дело пошло споро. Славик нас просветил относительно того, как правильно «британить» и, вообще, объяснил значение этого термина. Оказывается пошло это чудное название с «морей». Именно там распространено вязание всяческих узлов и скруток. Принцип «британки» такой, что при скручивании двух концов распущенными повивами троса, полученный узел работает на самозатяжку. Хватка мёртвая. Скорее порвётся где-то в другом месте, чем на узле. Собственно, раньше мы практически так же и делали, а заместитель директора по ЭНС просто умничал, когда указывал на наше якобы неумение. Теперь же всё прояснилось. Даже солнце на мгновение выглянуло сквозь пелену мокрого снега. Славик продемонстрировал и вязку модифицированной «британки», которую он назвал «двойным татарским узлом имени курбан-байрама». Затем Славик оглядел с любовью творение своих рук и дал этому труду оценку: «Пять шарей, к бабке не ходи!» «Такому узлу вообще сноса не будет! – Хвастался Салеев. – Даже если отару баранов на него навесить». Баранов под рукой не оказалось, за заместителем по ЭНС мы побежать поленились, поэтому просто-напросто подняли антенные полотна и пошли смотреть, как поживают в щитке газоразрядники. Поживали они неважно, поэтому пришлось всё внутри выскоблить, а затем замуровать щиток гайками «эм шешнадцать», как выразился Салеев, при посредстве вазелина и радиотехнического молотка, чтобы никому из вышестоящих неповадно было туда лазать из ехидного любопытства. Время двигалось к обеду, а на очереди стояла вторая антенна. Там дел поменьше, только один конец подвязать, но спускать полотна придётся всё равно до самой земли. Стали решать, оставить это безобразие на после обеда или погодить до завтра. Первым выступил жизнерадостный Рома. Он заявил, что «вкалывать, вкалывать и вкалывать» - это лозунг наркоманов, и ни в коей мере не должен касаться инженерно-технического труда по разного рода связям. Я помянул про светлое будущее, которое лучше ожидать, чем насильно притягивать ко дню сегодняшнему за непослушное брыкающееся вымя. Попутно выяснилось, что с теорией относительности нам тоже в разные стороны. Это наука для грузчиков, пусть они и мучаются. Виталик ничего не сказал, но по его выразительным глазам стало ясно, что свойственный ему трудовой энтузиазм не настолько превалирует над природным чувством лени, чтобы эту лень одолеть врукопашную, и немедленно. В завершении дискуссии выступил Славик. «Антенна не водка, можно и на завтра отложить. - Мудро заметил Салеев. – Только водку нельзя на потом оставлять… чтобы в «штопор» случайно не завалиться». Дружно приняв во внимание выступления докладчиков, мы в состоянии мокрых куриц, а, скорее, помятых, но не побеждённых, петушков, поковыляли отогреваться чаем, оставив поле фидерной брани до лучших времён.

Назавтра сеанс опускания второй антенны проходил в условиях более хорошей видимости, но всю производственную «малину» подпортило не совсем приятное в своей неожиданности обстоятельство: на одной из мачт типа «Чинара», на самом её верху тросик, за который цепляется одно из полотен, слетел с блока и заклинил его. Взяли у диспетчеров бинокль и совершенно явственно увидели вышеописанную картину в полный рост, насколько это позволяла Цейссовская оптика. Таким образом, спустить антенну в штатном режиме не представлялось возможным. Но нет смекалистей мужика, чем технический работник славянского разлива, един о четырёх головах. Понимаете, о чём я? Быстро организовали рабочее место Виталику на трёхметровой раздвижной стремянке (спасибо родной администрации за её покупку!) и вытравили один конец антенного тросика до самой, как говорится, до «первой звезды». Даже нижний блок от удивления скрипеть перестал. Антенна практически лежала одним концом на припорошенной снегом земле, а другим упрямо цеплялась, как утопающий, за заклинивший ролик. До середины, где крепится «лесенка» снижения, как раз можно дотянуться с высокой стремянки. Картина почище Шишкина. Только вместо медведей, которые ползают по наклонному бревну из озорства, наша славная и неунывающая команда. Но озорство тоже в наличии.

За разговорами (правда, без «Толстяка») время летело незаметно. Единственное неудобство – «шухерка» стояла слегка наклонно, упираясь в оброненную басурманами из РСУ дорожную плиту, когда они мостили путь к стоянкам МИ-6. Поэтому приходилось внимательно отслеживать её, стремянки, эволюции на сквознячке, удерживая её в три молодецких плеча. Один раз, правда, как-то расслабились, и Виталика качнуло. Он запереживал:

 - Эй, вы там, балагуры, поосторожнее. Чуть не грохнулся…

- Грохнулся – это ничего. Вот если бы наемнулся, тогда страшнее… - В словах Салеева не было ничего, кроме вселенского опыта.

- Если наемнёшся, яйца поколешь, - это уже Ромка попытался сострить.

Последние слова неожиданно переключили всеобщее внимание на историю древнего Китая. Рома у нас страстный поклонник такого рода литературы. Всё б ему про восточную экзотику вкушать из различных публицистических и научных источников, страсть, как он это дело обожает. Особенно делиться вновь обретёнными знаниями. Особенно в непогоду. Рома не стал скрывать, что в недавно читанной им книге узнал о возникновении термина «мальчики-колокольчики» (в другой редакции «мальчики-мудозвоны»). Дело обстояло следующим образом, и это есть неоспоримый факт, добытый в результате многочисленных научных изысканий, одним английским учёным по фамилии сэр Забыл. Несколько странное для обитателя туманного Альбиона имя нас не смутило. Мало ли. От этих заграничных эстетов и не такого дождёшься. Так вот, во времена династии Мин, или, вполне вероятно, что и Цинь, некий император повелел всем мальчикам, прислуживающим в его гареме, удалить яички и вставить на их место серебряные колокольчики, чтобы радовали повелителя в минуты хандры и скорби, и одновременно с этим привлекали бы к себе внимание, когда их владельцы приближались к властелину. Для безопасности это обстоятельство как раз весьма немаловажно. Впоследствии многие из этих мальчиков сделали себе государственную карьеру. Вот, собственно, с этого и началось шествие «колокольчиков» во властные структуры. Продолжается оно, и по сей день. Только современные технологии позволяют тщательно микшировать неуместные звуки во время заседаний многочисленных правительств и парламентов. Но если очень хорошо прислушаться…

Появление зама по ЭНС на горизонте вызвало нездоровое волнение в наших рядах. Славик заметил: «Вот идёт к нам этот змей, жалом водит…» «Ни хрена себе, пакетик со сладостями!» - то ли сказал, то ли очень громко подумал Виталик. Поприветствовав присутствующих царственным кивком, вновь прибывший осведомился, почему мы опустили только один конец антенны. Мы объяснили. Тогда зам начал разговаривать с бригадой, как с неразумным детсадовским контингентом. А проверили ли мы, что система блоков неисправна? А точно ли мы видели в бинокль, что блок заклинило? А не пробовали ли мы забраться наверх мачты? Последним вопросом мы были озадачены. Без наряда-задания, специального допуска и монтажных поясов высотные работы не ведутся, заму ли это не знать. Тем более в сложных погодных условиях. Тем более, когда трос под натяжением.

- А у нас в БУСе (бассейновое управление связи Печорского речного пароходства) такой случай был, - не унимается зам по ЭНС, - заклинило тросик на мачте… Вот точно также, как здесь. И там один связист быстренько по уголкам конструкции взлетел с наружной стороны и всё исправил. Когда спустился, ему и говорят, отчего, мол, по лестнице не полез. Она же внутри для этого приварена. Он очень удивился: «А что, там лестница есть?» Забавно, в общем, получилось… Ты. Роман, парень молодой, вёрткий. Забрался бы и всё исправил. Чего тебе стоит?»

А на нашей опорной мачте, как раз, лестницы внутри каркаса не предусмотрено, лезть можно только снаружи конструкции по наваренным штырям... В снег и ветер весьма проблематично, ведь пришлось бы монтажный пояс с двумя цепями использовать... С одной цепью загремишь за милую душу... Да, и допуска на верхолазные работы ни у кого  на предприятии нет. А там тридцать полных метров – десятиэтажный дом без окон и дверей. Понятно, что сказано было только так, для красного словца, но раздражение возникло из ниоткуда. Его сумел нейтрализовать Салеев своей ходовой фразой: «Причём здесь милиция, когда куры дохнут?» Сказал он тихо, но услышали, все, кого это касалось. Затем Славик потешно наморщил лоб и произнёс таинственное «кэджит», после чего зам счёл необходимым удалить все свои части тела подальше от места работ. Я думал, что это по-татарски что-то нехорошее. Оказалось, что по-коми – «холодно». Напряжённость растворилась в очередном снежном заряде.

- Ребята, по-моему, к нам приходил один из этих… из китайских мальчиков… - Странная фраза зацепилась за мой язык и, повисев немного, упала на благодатную почву.

- А почему тогда не звенит? – Это уже Рома проявил своё юношеское любопытство.

- Язычки у колокольчиков пооткусывали…

Между тем, работа подошла к концу. Подняли злополучную антенну, как полагается, а поправить верхний блок оставили на лето. Пусть тогда руководство монтажников вызывает, а нам недосуг, мы обо всём доложили, как водится. Теперь бы по кружке чаю горяченького. С конфетами. Их в РЭМе всегда полно в монтажном столе. Сделали мы всё путём, только фонариков никому не навесили.  Вани с нами не было. Считаете упущением?

Вообще-то, зам по ЭНС у нас мужик не плохой. Снабженец от бога, от Меркурия, естественно. И специалист по связи первоклассный, но одна беда – его халвой не корми, только дай поумничать. И чего это мы к нему прицепились? Давно что ли языков не точили? Да, нет, не тех, что из серебра… Впрочем, оставим эти вопросы на совести распоясавшихся сотрудников со мной во главе и продолжим повествование. Благо, не долго уж ему занимать ваше внимание.

 

Отпустило

Через день выяснилось, что комиссия к ОЗП из Сыктывкара не приедет. Они в этот раз решили более тщательно потрусить Воркуту с Ухтой, а Печору оставили на откуп местному руководству. Проверяли местные аксакалы объекты по частям. Наше фидерное поле смотреть не стали. И, действительно, чего там смотреть, если всё на глазах у зама по ЭНС происходило. Все наши волшебные манипуляции с антеннами. И на этот раз морская татарская «британка» с двойным узлом не могла вызвать ничего, кроме уважения к подводному флоту и Салееву лично. Пришли сразу на вокзал, где находится радиобюро, телеграфный зал и наш с Виталиком и Kin-Soft-ом кабинет. Пробежались по документам, особо ни к чему не придираясь. А потом зам по ЭНС спросил: «Нагревательные приборы проверяли перед зимней эксплуатацией?» Я ответил: «А чего их проверять. Это же не ТЭНы с открытыми спиралями, а обычные масляные радиаторы от Delonghi. Дома же никто им испытание не устраивает с измерениями. Рабочие все, и ладно». Зам по ЭНС упёрся в параграф циркуляра, ниспосланного голубиной почтой от наиглавнейшего енерала: «А записи где в оперативном журнале, что проверку произвели?» Я не стал долго думать и сделал запись. Дело знакомое. Дескать, нате вам! Безопасный проворчал: «Работать-то обогреватели могут. Работают, но людей убивают…» «… а мы трупы в подвал относим и производим их списание и утилизацию, согласно бухгалтерским документам», - незлобно подумал ваш покорный слуга. То, что вошло в акт в виде замечаний, я упоминать не стану. Сами понимаете, что, и солнце кто-то успел запятнать, пока астрономы спали. Как же без замечаний. О некоторых из них чуть позже.

Осеннее-зимний период (на языке навигации – ОЗП) начинался метеорологическими неурядицами. Добро на вылет давали не всегда с первого предъявления. Думал, что никогда меня не удивить ничем, что связано с задержками рейсов. Но, однако ж, удивился. Раннее утро, иду на работу. В открытой двери АДП торчит демоническая личность явно не с «нашего курятника».

- В чём дело, почему не летим? – возмущался импозантный заказчик в золотых фиксах, в ареале синюшных заколок по понятиям, сразу видать – большой знаток в геологии.

- Так погоды нет… - ответил диспетчер АДП.

- Безобразие, в натуре! По Интернету, сам с утра смотрел, облачность высокая, и снега нет…

- Так летаем же не по Интернету, а по небушку… Небось, стёкла в машине чересчур тонированные, если обильного снегопада не видно…

Сертификация объектов – чистой воды мазохизм. Ты платишь в Москву серьёзные деньги, чтобы некие господа приехали в наши палестины заброшенные и сделали тебе больно из лучших государственных побуждений. Этой предстоящей встрече с чудесами в образе вреднючего столичного старикашки, который, начитавшись в голубом детстве маркиза де Сада, нынче претворяет в жизнь свои эротические фантазии, был посвящен один из последних разборов. КРС среднего технического звена, как обычно не только мычал, но и телился. А что толку? Если сказано идти под нож совковой сертификации, мычи, не мычи – всё одно, завалят. Особенно сетовал ведущий инженер РЭМа Лёха. В прошлый приезд на него возложили почётную обязанность «шестёрки» при московских гостях. Он для них вордячил акты упущений на себя и сослуживцев, парил в бане столично-административные мощи (это его сильно подкосило, поскольку «дедушка русской авиации» знал толк в настоящем многочасовом махании веником), улыбался в ответ на звериный оскал, а потом шёл на релаксацию в санчасть. Производственная жизнь в режиме унтер-офицерской вдовы примета времени, и она мне не по душе.

Вторым пунктом в меню разбора была, естественно, проверка предприятий к ОЗП. Точнее, не сама проверка, её мы уже проскочили, а акты, которые проистекли в результате. Докладывал заместитель директора по ЭРТОС Васильич. Докладывал по результатам командировки на ковёр к его высокопревосходительству. Суть примерно такая. Воркута (Воркутинский центр ОВД) в прошлом году написала в акте «все замечания устранены в процессе проверки», за что и получили по сусалам от сингапурских генералов. Тогда в Воркуте проверяли сами себя, как у нас на предприятии это делалось нынче. В этом году комиссия из генеральной дирекции ничего не нарыла в Заполярье, видать, сильно керосинила, или же спешила куда. Зато в Печоре собственное руководство столько недостатков вскрыло, что на все центры ОВД филиала хватит с лихвой. Оно и понятно, свои болячки всегда видней. Но генералы опять недовольны, скрытый злой умысел ищут. А чего это вдруг в Печоре так выпендрились, боялись что ли, что не поверим в объективный подход? Капризные у нас вожди, право слово, как дети. То шоколадом швыряются, то сухарик грызут в удовольствие. Но это ещё не всё. Я обещал ознакомить вас с кое-какими замечаниями, попавшими в акт в результате нечеловеческой работы инженерной генеральской мысли. Эти замечания не из узко ведомственных аэронавигационных проверок, бери выше, из актов проверки Коми ТУ ФАС нашего центра ОВД в Ухте (ТУ ФАС – территориальное управление федеральной авиационной службы). Первое замечание такое: «Две выколотки выколоты с наклёпом в торцевой части» Что сие означает, мы не догадались всем КРС-овским миром. Хорошо, Слава Салеев подсказал позднее, что выколотки – это специальный инструмент автомобилиста, на котором КАТЕГОРИЧЕСКИ нельзя производить выколотых наклёпов, а также наветов и других нехороших процедур. Или ещё один перл из того же акта: «Гаечный ключ с острыми краями». И больше никаких комментариев. Не иначе, кто-то из комиссии колбасу на закуску резал этим ключом и себя по пальцу нечаянно… Обидно же, вот и в акт включили. На большее у меня просто фантазии не хватает.

КРС с воодушевлением воспринял оглашение приказа вышестоящих «О планировании отпусков». Там в частности директивно устанавливались границы лета на территории республики Коми для работников аэронавигации в 2005 году. По приказу лето в Печоре наступает с 1 мая и длится по 31 октября включительно. Интересно, а в 2006-ом ещё больше потеплеет? После недолгого обсуждения эпического влияния генеральной дирекции на климат, перешли к вопросам менее глобальным. Главный инженер огласил плановое распределение финансов на текущее содержание аппаратуры по объектам. Особенно он выделил передающий радиоцентр, поскольку туда наконец-то, после недолгих двухгодичных баталий с сингапурскими клерками, была выделена некоторая сумма денег. «Это вам на текущее содержание ТОГО, о чём вы просили. Выбили таки!» - лицо Главного было озарено торжествующей улыбкой. Ведущий инженер ПРЦ с тем же радостным выражением держал ответное слово: «Спасибо, конечно. Но ТАМ теперь уже текущесодержать нечего». Деньги с радостью поделили остальные участники сходки, в один миг обратившиеся в финансовых хищников. И мне тоже перепало.

А разбор покатился дальше. На совещании по безопасности полётов в ТУ ФАС, которое Васильич тоже посетил в Сингапуре по долгу службы, поминали наш приписной аэропорт Инту. На сей раз в хорошем смысле. Довольно продолжительный период КВ-связь в Инте была отвратительная. Пилотня всё время жаловалась. Это не по нашему нехотению исправить ситуацию, а просто по причине отсутствия целевого направления денег на переоснащение КВ-связи. Легко говорить: «На тебе рубль и ни в чём себе не отказывай!» Гораздо сложнее на этот рубль что-нибудь толковое сделать. Но сделали. Весной поставили новую радиостанцию «Каштан» (её ещё и 20 лет не исполнилось с начала эксплуатации где-то в Архангельске, прислали младшим братьям от щедрот), и теперь никаких проблем со связью. Васильич даже произнёс, растрогавшись: «Кое-кого за это и наградить можно будет. Когда-нибудь… Потом, в общем…» Я так себе и представил следующую картину. Зам достаёт из стола пустой бланк грамоты, заполняет его, дышит на печать командирским посвистом и после процедуры придания документу официальности тут же вручает виновнику добрых дел. Представил и предложил аудитории. Прошло «на ура».

Окончание разбора ознаменовалось радостным оживлением, хотя ВЕЧНЫЙ вопрос об оснащении каждого из приводов мобильной связью остался не затронутым. Зато виновником хорошего настроения, так или иначе, стал ведущий инженер ОСП (тот самый, который за эти привода отвечает). Не вдаваясь в подробности, сообщу, что зашёл у него какой-то специальный спор с главным инженером о наличии на объекте ЭТОГО. Под ЭТИМ можно подразумевать всё, что угодно. «Не играет значения, как сказал бы выпускник 7-ой группы ФАВТ 1981 года Володя Колесников по прозвищу Барабулька. Одним словом, Главный немного вспылил и произнёс отчётливо: «Хорошо, ты можешь иметь в виду, всё, что сочтёшь нужным. Но если я приезжаю к тебе на объект, а ЭТОГО нет, то…» Дальше Главный изобразил своим торсом и обеими руками характерные недвусмысленные движения, какими бабуины приманивают самок в период интенсивного гона. А мудрый Васильич продолжил оборвавшуюся на полуслове фразу Главного: «… то ты не прав!»

Суета всё никак не желала отпускать из своих липких лап. Неожиданно из Сингапура спустили деньги на обновление компьютерного парка. После продолжительных дебатов с директором, мы  пришли к неизбежному консенсусу, и через полчаса Рома и я уже изволили припожаловать в фирму «North Computers». Время нельзя было терять абсолютно. Сами знаете, как поступают с неосвоенными целевыми деньгами в конце года. Сразу прошли к директору фирмы, нашему хорошему знакомому Саше. Санёк сидел увешанный соплями,  в связи с простудой, и клиентами, по долгу службы. Оформлялась покупка в кредит. Мы с Ромой люди вежливые, сняли головные уборы и челом били, как того этикет требует.

- Привет, ребята! С чем пришли? – Спросил озабоченный Саша.

- Заказ сделать.

- Хороший заказ?

- Крутой! А чего не спросишь, кого заказываем?

- Кого? – Глаза Саши стали напоминать баскетбольные мячи и цветом, и размером.

- Кого скажем, того и закажем! – Сообщил я не совсем вразумительно и добавил. – Фото у нас с собой…

Саша включился в игру и почти незаметно (но так, чтобы клиент видел совершенно отчётливо) кивнул в его сторону. После чего произнёс зловещим шёпотом: «Вы что-то, ребята, того… совсем уже… при посторонних…не нужно бы так… шли бы на кухню пока, кофе попить». Что подумал Сашин клиент, я так и не узнал. Он ко мне затылком сидел и выражал отношение к происходящему только трепетным пряданьем испуганных ушей. Но, думаю, Саше стоило потом большого труда привести его в состояние тихой эйфории по поводу удачного оформления кредита.

 

 

IX.ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ ИЛИ МИГРАЦИОННЫЙ ПОСЫЛ МАЛОЙ МОЩНОСТИ

Сколько всего случилось в мире, пока я приходил в себя после отпуска, даже представить страшно. В Белоруссии произошёл публичный акт принародный вселенской любви к президенту. Ни в одной стране мира так хоккеистов не почитают, только там. Белорусский народ подобен верной жене по отношению к своему «батьке». Он его «перетрахиваэт» без ласк и прелюдий и при этом «гулять налево» запрещает. Уйти от такого супруга хочется, согласно Конституции, являющей собой брачный контракт. Хочется-то, хочется, а, вдруг, да, новый супруг вообще не одним из многочисленных председателей колхоза окажется, а самым настоящим олигархом, прости Господи.

В порядке поступления заявок, следующей на очереди должна была стать Северная Америка, её звёздно-полосатые штаты. Но рассматривать тамошние выборы мне совсем не хочется. Там же выбирают не президента как личность, а президента как функцию. Функция будет одинаково правильно работать, чем бы её ни написали: пунцовым обмылком на бильярдном столе, чернилами в конспекте экономистов, быстро засыхающими красками из распылителей по забору. В США можно и говорящего попугая на место отца нации посадить. Ничего существенно от этого не изменится. Главное, чтобы попугай этот рождён был в одном из штатов.

Следом за Штатами начались выборы в Украине, выборы между нехорошим и неадекватным. Страну пытаются раскочегарить умелые провокаторы с электронными нахлобучками вместо ушей. И кто из них чей, отгадать практически невозможно, разве что по акценту. Однако населению всё опостылело, люди хотят перемен от кого угодно и спорят между собой до хрипоты. За неделю до первого тура выборов из Донецкой области вернулся один наш диспетчер. Он рассказал своё впечатление о надвигающемся плебисците на родине предков. За вечерним чаем в родительском доме северный гость обратил внимание, что за стенкой происходит что-то странное. Крики и взвизгивания переходили все разумные границы, если попробовать классифицировать этот гвалт как обычный спор на тему, кто в семье главный. Он спросил:

- Мама, а чего это они так кричат?

- Да, не кричат. Просто так разговаривают… о политике.

Постепенно истеричные крики сошли на нет, и этот удивительный факт был откомментирован хозяйкой следующим образом: «Ну, вот, а теперь дерутся».

Не стоят властные амбиции, кого бы то ни было, нашего с вами внимания. Треск холопских чубов слышен из средневековых вековых глубин. Слышен он и поныне. Ну, не верю я, что в странах, где огромная пропасть между богатыми и бедными, кто-то ползёт по иерархической лестнице с альтруизмом в душе и горящим сердцем над головой. Не верю, и всё тут.

Но, памятуя славянский эпос, хочется предположить, что добро всё-таки победит. Хотя в этом нельзя быть уверенным наверняка, поэтому предпочту универсальную формулу ИБО, чтобы охарактеризовать тамошнюю пост-выборную атмосферу. «Интеллигенция будет обманута» или «интеллигенция будет обрадована». Выбирайте на свой вкус. Мне же остаётся только пойти прогуляться в лес. Только пока не в Голосеевский. Там в небесах над деревьями витает призрак Юлии Одиозовны с горящими глазами и причёской «хлеб-соль», только без солонки. Чур меня, чур меня, чур!

А в лесу мы с женой встретили белок. Они сновали под ногами, строили нам рожицы, и что-то ещё выискивали в качестве запасов на зиму на редких проталинках. Фотоаппарат, как всегда бывает в таких случаях, оказался дома. Но от этого радость встречи не уменьшилась. А, вот интересно, проходят ли млекопитающие из отряда беличьих подготовку к ОЗП? Мех-то, гляди, какой у них пепельный, а вовсе не рыжий, как в букваре. И жизнь продолжается!

 

Очень многие считают, что отпуск заканчивается вопросом: «А холодно ли там было, в твоём отпуске? Или, может быть, наоборот, жарко?» Но для меня он не закончился и по сей день. Я всё ещё нахожусь в отпуске. В отпуске от собственного пессимизма. Я снова готов в бой. В бой с ханжеством, глупостью и рутиной. Поддержите меня, если вы не Билл Гейтс, разумеется, или Платон Еленин. У них у каждого свои интересы. Одному в кайф весь мир в кармане держать легально, а другому не остаётся ничего другого, как собирать полки тёмной половины. Как у Бродского в романсе чёрта. Удивительная у нас страна Славяния – страна парадоксов. Здесь читают Кафку и Апулея в подлиннике, но слово «ключ» пишут с мягким знаком. Здесь не умеют сложить в уме суммарную стоимость двух покупок в магазине, но пишут замечательные компьютерные программы с трёхмерной графикой. Здесь не хватает классных, да, что там, классных, – средних специалистов по сварке, но остались ещё лётчики, умеющие управлять аппаратом тяжелее воздуха лишь лёгким усилием воли. Здесь молодёжь, выпущенная на улицы, с трудом обращается с классическим русским без использования мата, в качестве превалирующего агента речи, и здесь же рождаются лучшие в мире стихи. Здесь заходится в натужных придуманных страданиях популярная эстрада, и здесь же родина смыслового рока, когда слова в песне нельзя назвать текстом, столько в них энергии и энергетики. Здесь происходит жизнь, здесь её испытывают на нас с вами. На других народах испытать жизнь невозможно, они могут внезапно пропасть с карты современности. И по результатам этих испытаний кто-то Мудрый свыше строго дозировано отвешивает новые штаммы жизни для Европы и обеих Америк, для благополучной и неблагополучной Азии, для малонаселённой и гордой Австралии, для жаркой от внутреннего напряжения Африки. А сама жизнь во всех её проявлениях кипит и заваривается только у нас, только в СССР – союзе славянских смешливых ребят.

 

Я уже давно вернулся из отпуска, и уже давно выпал снег. Но никто меня до сих пор не спросил, не мёрзну ли я… Конечно, я же не там живу… Может быть, бросить всё к чёрту и переехать в Сибирь? Глядишь, и спросят… Не все, конечно… Некоторые продвинутые американские школьники точно не спросят… Они совершенно уверены в том, что Saiberia – это название компьютерной игры и ещё, может быть, так называется заброшенная шахта где-то в Орегоне… Но об этом им пока не рассказывали в школе.